— Так вот: у Виктора был пистолет, немецкий, трофейный, который его отец, твой дедушка, привез с войны. Он был офицером, командиром батальона.
— Я помню. Дедушка недолго прожил после войны. Он умер от ран.
— А пистолет? Пистолет ты помнишь?
— Не знаю. Дядя запирал его в ящик стола.
— Проблема в том, что там сейчас нет никакого пистолета. Ты его не брала?
— Я?!
— Видишь ли, его нашли рядом с телом этой… Аллы, кажется.
— Но… Он что, один на свете, такой пистолет?
— Девочка, ты хотя бы понимаешь, что происходит? Кто, кроме тебя, мог его взять из дома?
— И что? По-вашему, если я взяла пистолет, то я убила Аллу?
— Я прекрасно понимаю, что у тебя сломана нога, что ты из дома не выходишь, но… Этот твой детектив. Признайся: ты ему отдала дядин «Вальтер»?
— Да я его вообще не брала!
— А кто? Кто брал?
— Не знаю.
— У кого еще были ключи от квартиры?
— Не знаю. Может, воры?
— Боюсь, не было никаких воров. Видишь ли, вся информация, касающаяся этого дела, поступает ко мне по моим каналам. Особым каналам.
— Федор Миронович!
— Что? Что такое?
— Не надо об этом!
— Ты думаешь, телефон прослушивается? Я как-то… Хорошо. Но не было никакого взлома. Это точно. У кого еще были ключи кроме тебя?
— Я только предполагаю.
— Что предполагаешь?
— У… папиной жены был ключ.
— Вот как?
— Она делала дяде уколы.
— Но это совсем не значит, что у нее был ключ.
— Когда он умер… Я так думаю, что это она сделала смертельную инъекцию. А потом вышла из квартиры и заперла за собой дверь. У нее был ключ, я уверена.
— Что ж. Это пригодится.
— А у вас, Федор Миронович?
— Что у меня?
— У вас разве не было ключа от дядиной квартиры? Вы ведь были не только его адвокатом и доверенным лицом, вы были чуть ли не единственным его другом. Он так болел последние месяцы. А меня не было рядом…
— Мариночка, уж не думаешь ли ты…
— Вы знали про пистолет. Ведь это он с вами, а не со мной возился с этим оружием. Вы, кажется, даже за город ездили, стреляли.
— Мариночка… Надеюсь, ты не будешь этого говорить следователю?
— Да они сами все узнают.
— Да… Неприятная история.
— Я понимаю, что этим пистолетом хотели указать на меня.
— А когда ты его в последний раз видела?
— Кажется, в день похорон. Мы с Марком разбирали дядины вещи… Да, ключ от ящика стола лежал в вазочке. Мы открыли его и… Увидели пистолет, а потом Марк сказал: «Давай пока не будем это трогать».
— И?
— И все. Я больше не заходила в дядин кабинет.
— А ящик? Ящик заперли?
— Не знаю. Там оставался Марк. Я была такая потерянная…
— Понимаю.
— Федор Миронович, я позвонила, чтобы извиниться. Мне не надо было с вами ссориться.
— Да-да. Если тебе кто сейчас и может помочь, то это я. Ты должна слушать только меня, Мариночка.
— И что мне делать?
— Последовать моему совету: ложись в клинику. На время, пока все утрясется. А потом…
— Потом я оттуда выйду?
— Ну разумеется!
— А перед тем, как лечь, мне надо пройти освидетельствование у врача?
— Это необходимо, чтобы тебя никто не беспокоил.
— А завещание? Мне не надо писать никакого завещания?
— А почему это тебя так беспокоит?
— Разве я не могу умереть?
— Ты молодая женщина, ты еще сто лет проживешь!
— Но если…
— Что если?
— Меня последнее время посещают мысли о…
— Вот этого не надо.
— А скажите, в дядиных бумагах нет никакого распоряжения насчет моей преждевременной смерти?
— О чем ты говоришь?
— Ведь других родственников у него не было, а моему отцу он ни под каким предлогом не оставил бы ни копейки. И что тогда? Если со мной вдруг что-то случится?
— Виктор очень надеялся, что у тебя будут дети.
— А если нет? Если не будет никаких детей?
— Тогда… Нет, ничего.
— По-моему, я имею право знать. Я так понимаю, что вы заинтересованное лицо, Федор Миронович?
— Ну он хотел бы, чтобы я остался твоим представителем в совете директоров. Даже если ты не будешь владеть контрольным пакетом акций. Просто Виктор очень много сделал для этого предприятия. В работе была его жизнь, ты же знаешь…
— Да. Я поняла. И все-таки мне бы хотелось взглянуть наконец на бумаги.
— Что ты в этом понимаешь, Мариночка?
— Ничего. Мне все равно сейчас нечем заняться. Буду читать законы, слушать новости, интересоваться политикой, экономикой.
— О господи!
— Это так страшно?
— По-моему, тебе надо снова выйти замуж, подумать о детях. Это гораздо лучше для тебя, чем какие-то дела.
— И… за кого?
— За достойного молодого человека.
— И где я такого найду?
— Приезжай в родной город, оглядись, поживи немного у нас, если боишься останавливаться в квартире Виктора. Хочешь, Мирон за тобой заедет?
— Когда надумаю, я позвоню.
— Дать тебе его телефон?
— Телефон? Его телефон? А что я ему скажу?
— Что звонит Марина, любимая клиентка отца, хочет приехать в гости.
— И он все поймет?
— Он умный мальчик.
— Хорошо. Я все сделаю, как вы скажете.
— Ну вот и умница.
— Я записываю номер…
Звонок.
— Алло?
— Дочка? Это ты, дочка?
— Как зовут вашу дочь?
— Что?
— Как зовут вашу дочь? Кому вы звоните?
— Я… Дочке звоню.
— Боюсь, что вы не туда попали. Меня зовут Марина Сергеевна Водопьянова. А вас как зовут?
— Что?
— Вы не хотите наконец представиться? Мы уже столько общаемся исключительно по телефону. Или я вас знаю?
Короткие гудки.