— А может быть, вообще никого не было?
— Не знаю. Но… Мне сегодня гораздо лучше, я оделась, вышла на улицу, постояла немного у подъезда. Меня видели люди. Да. Наши соседи, муж с женой. Они меня видели.
— Ну и что?
— Значит, я выходила из дома. А если выходила, значит, и возвращалась.
— Это уж точно. Поскольку вы сейчас дома. Вы ведь из дома мне звоните? Или по мобильному?
— Как вы можете!
— А что?
— Я же ненавижу мобильные телефоны!
— Бывает. Послушайте, может быть, у вас что-то пропало?
— Пропало?
— Ну да. Если этот мужчина стоял в вашей комнате у письменного стола, значит, он что-то искал?
— Но что у меня можно искать? Денег больших в доме нет, драгоценности пропали.
— Вы вообще-то как, Марина Сергеевна?
— В каком смысле?
— Я в том смысле, что ваш адвокат настаивает очень на принудительном освидетельствовании вас врачом-психиатром.
— И что будет, если он меня освидетельствует?
— Это ему решать.
— Меня могут направить на принудительное лечение?
— Ну зачем вы так? Вы женщина обеспеченная, ляжете в хорошую, дорогую клинику, о вашем наследстве Цимлянский позаботится. Я так понял, что он хочет опекунства над вами. Просто-таки усиленно этого добивается под предлогом вашей от нас защиты. А вы куда предпочитаете, Марина Сергеевна, в психушку или в тюрьму?
— Я хочу остаться дома.
— Ну это вряд ли. Не повезло вам с наследством. Уж очень деньги огромные. Я так думаю, что в клинике вам будет гораздо лучше.
— В вашем голосе звучит откровенная ирония.
— А как вы хотели? Ваши поступки последнее время очень странные, Марина Сергеевна.
— Поступки?
— Цимлянский говорит о каком-то завещании. Будто бы вы решили оставить свои деньги ребенку, который еще не родился. Согласитесь, что завещать огромные деньги плоду, которому во чреве матери еще только пара месяцев, это не совсем…
— Это мое дело.
— Да, но мать этого младенца — любовница вашего… м-м-м… покойного мужа. Которого по вашему же заказу и убили. Это что, любовь такая?
— Как вы… Не хочу больше с вами разговаривать!
— Как угодно. Я-то с вами очень хочу поговорить. Только откровенно, без всяких отпирательств.
— Нет.
— Эх, Марина Сергеевна, Марина Сергеевна! А вы, оказывается, сильная женщина.
— Что?
— Сильная вы, говорю, женщина. Такое выдержать… Да… Только за что боретесь-то, сами знаете?
— За жизнь.
— Ну-ну. Тогда удачи.
Длинные гудки.
— Да? Капитан…
— Я проверила: у меня появились драгоценности.
— Как-как?
— В шкатулке.
— Что, все сразу?
— Капитан Севастьянов?
— А вы кому звоните?
— Вам.
— Ну вот я вас и слушаю, Марина Сергеевна.
— А почему опять с такой иронией говорите?
— А как мне реагировать на ваши слова? Сначала вы заявляете, что у вас пропали драгоценности, потом — что они появились.
— Не все. Кольцо и кулон.
— А завтра что? Опять пропадут?
— Не знаю.
— Может быть, вы сами их прячете, только не помните где, а в моменты просветления находите и частями возвращаете?
— Вы намекаете на то, что у меня с головой не в порядке?
— Либо не в порядке, либо вы разыгрываете такую комедию!
— Идите вы к черту!
— Спасибо.
— Кстати, пропало еще и завещание.
— Какое завещание?
— Которое я написала. О том, что все отдаю той женщине, любовнице моего мужа.
— А я думал, что Цимлянский шутит. Ну надо же! И бывает же такое!
— Эта бумага пропала.
— А вы точно ее писали?
— Мало того, я попросила соседей заверить мою подпись. Они видели это завещание, они могут подтвердить.
— Скажите, а эти ваши соседи… Вы второй раз на них ссылаетесь. Они что, действительно существуют или это плод вашей фантазии, как и кража драгоценностей?
— Это уж слишком!
— Напишите еще одно завещание.
— А потом что? По кругу? Я повторно заверяю его у соседей, потом его повторно крадут, в моем доме появляется еще и браслет или серьги с бриллиантами, и тогда уже меня будут считать сумасшедшей абсолютно все. В том числе и мои милые соседи.
— Ничем не могу вам помочь.
— Да можете! Можете же! Поверьте мне! Просто поверьте!
— Попробуйте придумать что-нибудь еще, у вас богатая фантазия, Марина Сергеевна.
— Я знаю, что все дело в вашем сыне.
— Что-что?
— Но ведь та женщина… Его жена. Вы не думали о том, что она его, быть может, действительно любит? И он ее любит. И стесняется он не вас, а вашей неприязни к жене, ее семье. Откровенной неприязни. Ну и что, что между ними разница в несколько лет? Ну и что, что она богатая, а он бедный? Может быть, она не деньгами его купила, а любовью своей? Может быть, он такой любви нигде больше не найдет? И все не так, как вы думаете, совсем не так.
— Кто вам все это рассказал?
— А какая разница?
— Разница такая, что вам до всего этого точно нет дела. И если бы не убили вашего мужа, мне не было бы дела до вашей личной жизни. И еще разница между нами в том, что я свои проблемы держу при себе и не решаю их способом, так сказать, радикальным, как вы.
— Ну и напрасно.
— Вы что, мне киллера нанять советуете? Убить женщину, которая купила моего сына? Или самому киллером заделаться? Я, конечно, не такой изобретательный человек, как ваш детектив, но зато стреляю без промаха.
— С вами разговаривать невозможно, вы все переводите на одну тему! Не убивала я Марка! Не убивала! То есть не заказывала! Это понятно?!
— Дело в том, что вашего шофера… шофера вашего мужа до сих пор нигде не нашли. Никто, кроме вас, его не видел с того самого момента, как Марианна Николаевна довезла его до поворота и там высадила из своих «Жигулей».
— И что?
— Почему он вам-то не боится объявляться? Может, вы его и прячете?
— Какая чушь!
— Может, он ваш любовник, Марина Сергеевна?
— Вы что, с ума сошли?!