— Пустите меня! Пустите!…
ДЕНЬ ШЕСТНАДЦАТЫЙ
* * *
Она все вспомнила на аэродроме, когда садилась в самолет. Как позавидовала богачке, так на нее похожей, приезжающей в супермаркет на шикарной машине и, по слухам, собирающейся замуж за генерального директора фирмы. Как захотела поменяться с ней местами. А Сашка подлил масла в огонь. «О себе надо думать, о своем будущем». Вместе они это и придумали. Напасть на Ольгу, задушить ее и устроить пожар в сауне. Потом занять ее место, а все будут думать, что погибла кассирша из супермаркета. Таким образом они хотели добраться до денег следователя Мукаева.
— Ох, у нас ничего не получится! — твердила она.
— Все получится, — уговаривал Сашка.
Убить, значит. Ну, что ж… Она и не представляла, что можно так сильно ненавидеть кого-то. Даже изменника Мукаева в конце концов прощала. Но видеть эту женщину было невыносимо. Это было сильнее ее. Ненависть затопляла, аж в глазах темнело. Сама не понимала: что происходит? Мало того, что не могла видеть Ольгу. Все время представляла, как ее убивает. Шептала: «Так не должно быть. Не должно. Нас не должно быть двое». Ребенок у нее в животе этого не хотел. Она уволилась из прокуратуры, как только поняла, что беременна. Все сразу поймут, от кого. Пойдут сплетни, пересуды, косые взгляды. А случилось все в тот апрельский день, когда впервые исчез Ванька Мукаев. Расслабилась, размякла. Жениться ведь обещал!
Десять лет ждала. А когда желанная и столько лет ожидаемая беременность наступила, растерялась. Потому что Мукаев опять исчез. И что теперь делать? Мать-одиночка? Соломенная «вдова»? Теперь от него ни помощи, ни поддержки. Как жить, на что жить? Ради ребенка она и решилась. На деньги позарилась.
К ее удивлению, Ольга сама искала сближения. Сама придумала поездку в сауну. Происходило что-то непонятное. Словно бы соперница сама искала смерти. Вроде как напрашивалась.
— Я отвлеку ее жениха, — сказал Сашка. — Зубы ему заговорю. Задержу его в комнате отдыха. А ты действуй.
— Ох! Я не смогу!
— Сможешь.
Она и сама удивилась. Как же легко все вышло! Только зашла в сауну и присела на полок, появилась Ольга. А ведь хотела уже идти в соседнюю, к ней. Под предлогом, что здесь слишком уж жарко. Сама пришла! В руке — мокрое полотенце. Замахала им, сказав:
— Ох! Жарко здесь!
— Да, жарковато.
Посмотрела на нее, и ненависть затопила. Ну не должно быть так! Не должно их быть двое!
— Вы не возражаете, если я здесь посижу, в вашей сауне? — спросила Ольга. — У нас прохладно, а я попариться люблю.
— Да мне-то что? Сиди. Места хватает.
— Ваши, я слышала, за пивом послали. Гуляют.
— Да, гудят.
— Вы не возражаете, если я плесну на каменку эфирного масла? Для духу. Это лаванда. У меня с собой пузырек.
— Да как хотите, — пожала она плечами.
Ольга открыла пробку и, нагнувшись над каменкой, закрыла лицо полотенцем, оправдываясь:
— Жаром пышет.
После чего раздалось шипение, и от раскаленной каменки пошел пар. Она же кошкой прыгнула на соперницу и сжала пальцами ее горло. Та вскрикнула, попыталась защититься, влажное полотенце упало на пол. Дальнейшее она помнила смутно. Вроде бы между ними была борьба, в глазах же отчего-то потемнело. Потом Ольга коснулась щекой раскаленного железа и страшно закричала. Она же, теряя сознание, разжала руки. Очнулась уже в больнице. В памяти был провал. Как, что, зачем?
Вроде бы рыжий, что приходит в больницу, давний знакомый. И смотрит ласково, и все время спрашивает:
— Что ты хочешь? Как ты хочешь?
Она инстинктивно хотела только одного: уехать. Подальше отсюда, подальше от кошмара. От сплетен, от скучной, серой провинциальной жизни. В Р-ске ее ничего хорошего не ждет. Только проблемы. Мать, как узнала, придя в больницу, о беременности, начала ругаться и плакать. Сбережения, мол, небольшие, а скоро дочь и работы лишится. Кто будет ей оплачивать декретный отпуск? И проживешь разве на такие деньги, без мужа, без материальной поддержки? Она только и смогла сказать: «Уйди!» Зачем каждый раз напоминать, что ситуация безнадежная? Куда ни кинь, везде клин. Надо же — в больницу попала. А в памяти провал.
… А ведь она готовилась. Присматривалась к богачке, изучала ее привычки, отметила сигареты с ментолом, маникюр с педикюром. И Сашка обещал: помогу, подскажу, буду рядом. А ты со мной поделишься. Так увлеклась, что в больнице, после того как очнулась, первое, что пришло в голову, было: я Ольга. Ведь готовилась ее заменить. В голове был туман, временами и сама не понимала, кто она. О кассе в супермаркете думала с ненавистью, иногда казалось, что жила раньше красиво, деньги тратила легко, одевалась, как королева. «Как меня зовут? Ольга? Похоже, что так».
И только здесь, на аэродроме, вспомнила все. Ну, почти все. И испугалась. Главное, вспомнила, кто она. Ведь они же увозят Ольгу Маркину, не Тимофееву Олесю! Что делать? Зачем ей надо уезжать?
Значит, надо. Не в Р-ск же возвращаться? Нет, только не в Р-ск!
— Как вы себя чувствуете?
Этот человек приходил к ней в больницу, представился частным детективом. Он же увез из Первомайского и сейчас доставил на аэродром. Никакой регистрации она не проходила, багаж тоже не досматривался. Да и нет при ней ничего. Никаких вещей. А он ничего, симпатичный. Сыщик, значит. Попыталась улыбнуться:
— Спасибо, все хорошо. А куда мы летим?
— В горы. Где чистый воздух, много фруктов, зелени. Вы будете под наблюдением опытных врачей. Ни о чем не беспокойтесь.
А она-то голову ломала: где взять денег? На фрукты-соки, опытных врачей. На то, чтобы роды приняли, как надо. На пеленки-распашонки. Коляску. А если родится двойня? Ох!
А теперь ни о чем беспокоиться не надо. С ней обращаются с почтением, все ее желания предугадывают. Это ли не удача? Темноволосый улыбается, бережно берет под локоток:
— Пойдемте в самолет. Пора.
Летать ей давно уже не приходилось. На юг, с родителями, дважды. Да и когда это было? Двадцать лет назад? Пятнадцать?
Похоже, у нее начинается новая жизнь. Хотела изменить ее и изменила. А то, что ты теперь Ольга Маркина, так что ж. Хотела поменяться — и поменялась. Живи, Олеся Владимировна! Радуйся!
От винта!
* * *
Руслан Свистунов услышал знакомый звук и поднял голову. Небо сегодня голубое-голубое. А по лазури белая полоса. Самолет летит.
Ну что? Отпустил! Не факт, что это ее самолет. Не факт. Она могла улететь и вчера. Могла сегодня. А может, ее увезут завтра.
Отпустил.
Он догадался, почему Леся уволилась из прокуратуры. Во-первых, профессия сыщика сделала его наблюдательным, во-вторых, почувствовал. Ведь он знал ее, как никто другой. Беременна, значит. От лучшего друга. Ну что ж. Родится сын, она его Иваном назовет, это понятно. И это хорошо. Он понял, что в районной больнице лежит Леся, как только ее увидел. Он узнал бы ее из тысяч женщин, в любом обличье. Это Зайцеву нужна экспертиза. Логика нужна. А ему логики не надо. Он и так знает, что это Леся. Конструктивные чувства против неконструктивных, так, что ли, Петр Иванович? Ну и кто победил? Можно сказать, ничья. И все-таки, где ж у тебя кнопка? Уверен, есть она. Хотя искусно ты ее прячешь. Впрочем, дело прошлое. Разбежались.