Напасть на охранника? Мысль ему не нравится, и он вспоминает об окне в чулане. Может, там, с той стороны, никого нет? И кидается к двери в чулан.
— Куда?! А я?! — кричит женщина.
— Да пошла бы ты… — отмахивается он.
Она тоже выскакивает в коридор, но в это время в стрельбе короткая пауза, охранник оборачивается и нацеливает на женщину автомат:
— Назад!
Она шарахается обратно в кухню, он же успевает нырнуть в чулан, потому что в этот момент опять начинается стрельба. Раздается звон разбитого стекла. Окна в его замечательном доме испорчены. Зато он слышит: умолк один из автоматов его тюремщиков. Убили? Будут по одному выбивать? И сколько придется дожидаться, пока расправятся со всеми? Вчера их было семеро, включая Петра Ивановича. Он куда-то уехал, прихватив с собой двоих. Значит, их осталось четверо. Одного убили. Еще трое? Двое на веранде, один у черного хода. Долго же это будет продолжаться!
Окно в чулане узкое. Руки дрожат, когда он пытается отодвинуть шпингалет. Наконец ему это удается. Открывает окно и выглядывает наружу. Так и есть: с этой стороны дома никого. Они ведут бой у веранды и со стороны леса. Вновь пауза. Он догадывается: готовятся к штурму. Сколько же их?
Он ложится грудью на подоконник и пытается через него переползти. Протиснуться в окно удается с трудом. Тесно, неудобно и… страшно. А вдруг заметят? Наконец он переваливается через подоконник и плюхается на землю. На четвереньках ползет к беседке, за которой можно укрыться. Вроде бы никто не заметил его маневра и пока не хватился.
Спрятавшись за беседкой, он в щели между досками смотрит: что происходит у веранды? Так и есть: они готовятся к штурму. Один из нападающих, видимо главный, встает во весь рост и машет рукой:
— Вперед!
В этот момент он поднимается на дрожащих ногах, выходит из-за беседки, вскидывает руки и кричит:
— Эй! Сюда! Я здесь! Сюда!
Тут же автоматная очередь с веранды в его сторону. Но пули, похоже, не долетают. На беседке ни выщерблины, ни царапины. Он все равно ныряет обратно за беседку, успев заметить, как в его сторону бегут трое. Сил нет, он садится, привалившись спиной к деревянному столбику, и бормочет: «Ну, слава богу! Слава богу! Слава…»
Время, пока они бегут, кажется вечностью. Наконец его спасители рядом.
— Алексей Петрович? — запыхавшись, спрашивает один.
— Д-да.
— Пойдемте.
Они помогают подняться, ноги его не держат. С веранды вновь раздается пальба.
— Не бойтесь, им неудобно в нас стрелять, — успокаивает один из спасителей. — Не попадут.
— Нас прикроют, — говорит другой.
И в самом деле, на веранду обрушивается шквал прицельного огня. Он, содрогаясь, слышит, как пули терзают обшивку его сокровища. Господи, что ж они сделали с домом?! А ведь кредит еще не выплачен!
Меж тем спасители тащат его к воротам.
— Отходим!!! — орет главный и машет рукой. Выходит, целью операции был он, женщина им не нужна.
— Отходим!!!
За воротами три машины, джип и два микроавтобуса. Его сажают в джип с тонированными стеклами, на заднее сиденье. Буквально на ходу в машину впрыгивает руководитель операции и садится рядом с ним, справа. Кричит водителю:
— Поехали! Быстро!
Он косится на автомат, лежащий на коленях у спасителя, еще теплый. Пахнет порохом. Его сосед наконец снимает маску-шлем.
— Где-то я вас видел? — бормочет он.
— В офисе у Павла Эмильевича! — скаля зубы, говорит тот. — Он получил ваше послание.
— А каким образом…
— Момент.
«Старший по пальбе» достает из внутреннего кармана мобильный телефон.
— Павел Эмильевич? Операция прошла успешно! Везем к вам! — и уже обращаясь к нему: — Как самочувствие?
— Нормально, — дрожащими губами еле выговаривает он, вспомнив нацеленный автомат своего тюремщика.
— Двоих подстрелили! У нас тоже потери! Но в целом все по плану!
— Окна… побили. Евровагонку. Сайдинг… — он чуть не плачет.
— Сайдинг? — скалит зубы его спаситель. — Люди — расходный материал. А ваш сайдинг…
Трам-пам-пам. Или пи-пи-пи, которым прикрывают нецензурные выражения на ТВ. Вот что такое его сайдинг. И его кредит. На войне другие ценности. Ему кажется, что дорогие вещи эти люди крошат автоматными очередями с особым удовольствием.
— А женщина? — вспоминает он.
— Насчет женщины указаний не было. А что, и женщина была? — подмигивает спаситель. — Скучать, значит, не приходилось?
— Это не женщина… Ведьма, — бормочет он. — Так ей и надо.
Их сопровождают два микроавтобуса. В лесу останавливаются и сгружают все оружие в один. Хлопает дверца.
— Все, операция завершена, — подводит итог «старший по пальбе». — Они нас не преследуют. У них раненые и женщина. Наших — в больницу. Оружие — на базу. Разбежались.
Дальше они едут уже без сопровождения. Молча.
…Минут через сорок он в офисе у Ахатова. В сопровождении спасителя идет в приемную. Секретарша вскакивает и смотрит на них с любопытством. Это первое чувство, которое он видит на ее хорошеньком личике, хотя встречались они неоднократно. Королева снежных покоев холодна, как лед.
— Проходите, — приглашают их в кабинет хозяина. Павел Эмильевич поднимается из-за стола и идет к нему навстречу с распростертыми объятиями:
— Леша! Раз тебя видеть! Честное слово, рад!
Обнимает с чувством, с толком, с расстановкой. По-отечески. Его буквально затапливает чувство благодарности к Освободителю.
— Павел Эмильевич… — бормочет он дрожащими губами. — Павел Эмильевич… Я…
— Ну, успокойся, Леша. Успокойся. Все позади. — И в открытую дверь: — Алиса, кофейку нам! Или чего-нибудь покрепче?
— Вы же знаете, я не пью…
— Ну, по такому случаю можно. Ты садись. Алиса, коньячку! Тебе надо выпить, Леша. Страшно было?
— Да.
Он без сил плюхается в белоснежное кресло. Алиса приносит коньяк и закрывает дверь кабинета. Ахатов сам разливает по рюмкам янтарную жидкость. Говорит настойчиво:
— Пей.
Он, морщась, пьет коньяк. Из глаз — слезы. То ли от крепкого спиртного, то ли потому, что напряжение спало. Вроде бы отпустило.
— Ну, давай, Леша, рассказывай, — добродушно говорит Эмильевич.
Он говорит долго, сбивчиво, путано. Ахатов слушает молча, не прерывая, не задавая вопросов, и уже один выпивает еще рюмку коньяку.
— Я вам так благодарен… — говорит он под конец.
— Да-а-а… — вздыхает Ахатов. — Сколько народу положили. Во имя твоего спасения. Ты это помни.