— Что это: физико-техническая?
— Фотографию черепа трупа, если он имеется, сравнивают с прижизненной фотографией. Но этого недостаточно. У него есть родственники?
— Д-да. Мать.
— Навестите ее. Нам нужны ткани на анализ.
— А… деньги?
— Как-как?
— Это дорогостоящая экспертиза. И… Я могу рассчитывать на какую-то компенсацию? Ведь мои по… потери…
— Можете. При одном условии. Если докажете, что это принадлежит вам. Не бандиты же мы. Докажите, что законно всем этим пользовались, и тогда…
— Нет-нет. Я не хочу никаких разбирательств. Тем более в… суде? Ведь вы на это намекаете?
— Намекать — не моя работа. Я вам объясняю, как вы должны поступить. По закону не хотите, а без закона есть только право сильного. Можете им воспользоваться. У вас две недели. Больше она не вытерпит. На ее счету почти нет денег.
— Откуда вы знаете?
— Алексей Петрович…
— А… если с ней поговорить?
— Ну поговорите. — В голосе того, кто задавал вопросы, ей почудилась насмешка.
— Может, ее… Пригрозить, а? Применить силу? И она все скажет…
— Вам что, не жаль ее? Красивая, кажется, женщина. Она ведь теперь, кажется, ваша любовница?
— Любовницу я и другую найду.
— А жизнь — она одна. Понятно. А если у нее ничего нет?
— Есть, я уверен!
— Ну хорошо. Если в течение двух недель она не наведается в свой тайник… Ее все равно надо убирать. Она уж слишком много знает. Так сложились обстоятельства. Ее уже нет. Все ее вещи и документы сгорели. Нет смысла восстанавливать в правах этого человека. Проще оставить все, как есть. Дешевле. Ведь вы же умеете считать деньги? Или вы сами будете этим заниматься? Ею, ее документами?
— Я? Нет. Я не… не буду. Мне все это и так недешево обойдется.
— Ну вот и решили.
Круг замкнулся. Когда услышала эту фразу, дрожь в ногах прошла. Терять больше нечего. Она все так же осторожно, прячась за кустами, стала отходить к калитке. По крайней мере, дали две недели. А может, рассказать им все? Все, что она знает? Толку-то? Это ничего не изменит. Она им не нужна.
Села в машину, замерла. Послышались голоса. Она открыла «бардачок». Пистолет по-прежнему лежал там. Машинально потянулась к нему. Толку-то.
Хлопнула дверца, заурчал мотор. Она сидела, не дыша и не шевелясь. Уехали. Перевела дух и закрыла «бардачок». Еще какое-то время посидела в машине. Потом завела мотор, обогнула дом и въехала в ворота. Шла по тропинке, сжимая в руке брелок. Плавники серебряного дельфина впивались в ладонь. Но боли не чувствовала. Он встретил на крыльце. Улыбнулся фальшиво:
— Уже вернулась?
— Да.
— Купила, что хотела?
— Да, все в порядке.
«Это меня уже не волнует. Не сейчас». Она шла в гостиную, Ладошкин следом. Положила ключи от машины в сумочку, кинула ее на диван и машинально поправила выбившуюся из прически прядь волос. Вот здесь все и случилось. Где сидел он? А где они? Было ли у них оружие? Скорее всего. Ведь он был так напуган. До сих пор у Лешки губы дрожат. Глядя на ее сумочку, лежащую на диване, он сказал:
— Я подумал, что нам надо развеяться. Извини меня за утреннюю ссору. Я был не прав.
— Что ты! Это я была не права. А насчет развеяться…
Она взяла с полки маникюрный набор. Машинально достала ножнички и принялась срезать ногти.
— Что ты делаешь?!
— А что такое? — спросила равнодушно, не прекращая орудовать ножницами.
— Твои ногти! Ты же так над ними дрожала!
— Ну да? А по-моему, мелочь.
— Но они же были такие красивые!
— А тебя это волновало?
Нет, ему все равно, как она выглядит. Зря старалась. Ногти — это мелочь. Пустяк. С удовлетворением поглядела на свою руку с коротко остриженными ногтями, пояснила:
— Я утром сломала ноготь. Пришлось пожертвовать остальными. Не переживай, я поеду к Марусе и все исправлю.
— Маруся, это… — наморщил он лоб.
— Стилист. Мне и стрижку надо подправить.
— Да-да, — оживился он. — Тебе надо развеяться. Ты бы пошла переоделась.
Она поймала его взгляд: смотрит на сумочку. Усмехнулась и кивнула:
— Хорошо. Я переоденусь и позвоню Марусе. У него запись. Но это дорого. А у меня почти не осталось денег.
— Я сделаю все, как ты скажешь! — невпопад сказал он, подходя к дивану, на котором лежала ее сумочка.
«Еще бы! Ты думаешь, тебя после этого отпустят? У тебя тоже две недели. Время пошло. И если бы ты был умнее… Но каждый за себя! Я буду спасаться, а ты ничего не будешь об этом знать. Мне еще надо разобраться с педикюром».
Вечер
Руслан! А ну, постой! — вцепилась в него Зоя у перехода.
— Чего тебе, Паренкина?
— Какая я тебе Паренкина! Вспомнил! Сто лет как Мукаева! А ну, говори, где твой дружок закадычный? Где Ванька? Ну где? Колись давай, Свисток!
— Какой я тебе Свисток? Тю-у! Вспомнила! Отцепись от меня, Паренкина! Нету твоего Вани! Был и кончился! Сгинул!
— Врешь! Откуда тогда деньги?
— Какие деньги?
— Мне письмо пришло. А там сберкнижка. На предъявителя. Обратный адрес твой.
— Я тебе, выходит, деньги послал? Ну, бывает. Пользуйся.
— А ты не шути. Кончились шутки. Там семьсот тысяч, если на рубли перевести.
— Сколько?!!
— Семьсот. Ну почти. Что это за деньги?
— А я откуда знаю?
— Врешь! Все ты знаешь? Где Мукаев?
— Не знаю! Сто раз тебе говорю: не знаю!
— Что же мне теперь делать?! — зарыдала Зоя.
— Что-что… Деньги тратить!
Он оторвался, наконец, от Зои и шагнул на зебру.
— Руслан? Ты куда?!
— В ближайший ларек. За водкой.
— Да куда ж тебе еще водки?
…В дверь настойчиво звонили. Еще раз и еще… «Сашка, что ли?» — подумала она и в прихожей перед зеркалом машинально подкрасила губы.
— Руслан? Ты?!!
— Не ждала?
— Я думала, ты в роддоме, у жены.
— Что мне там, поселиться? Сама же сказала: заходи.
— Когда сказала?
— По телефону. Не помнишь?
Она отступила в прихожую, он вошел, но на пороге споткнулся, оперся рукой о стену:
— Спокойно.