— Отпечатки чьи?
— Мои.
— Ты, Ваня, детективов плохих начитался, что ли? Ну, нашелся твой пистолет и нашелся. Ты зачем его сюда-то приволок? Мог бы просто позвонить, поставить в известность.
— Я хочу, чтобы сделали экспертизу.
— Какую экспертизу? Зачем?
— Потому что уверен: из этого пистолета убили мужчину, которого нашли в Горетовке.
— Да ну? — Друг детства прищурил лихие глаза. — Уверен?
— Да. Это мой пистолет, и из него убили человека.
Руслан тяжело вздохнул, потом полез в сейф у себя за спиной, достал оттуда папку:
— Не хотел тебя вчера беспокоить. Сладко спал, Ваня?
Тут только он заметил, что глаза у друга детства красные от бессонницы. Едва на стуле сидит, так устал.
— А ты?
— Я бодрствовал. Бдил. Твой покой в том числе. А в свободное от этого время на коленях перед экспертом ползал. «По-жа-алуй-ста! Ну, по-жа-а-луйста, — проблеял Руслан, — побыстрее». Ползал, потому как возникла у меня одна глупейшая идея. Мы ж сыщики, Ваня. Ну и повезло. Понимаешь? Повезло. Словил удачу за хвост на одной интуиции. Так что ты забери, пожалуйста, свой пистолет и иди с Богом. На работу. Заодно заключение экспертизы прихвати, а дальше уж действуй из своих собственных соображений.
— Что это? — Он взял в руки протянутый Русланом листок.
— Читать разучился? Тоже следствие амнезии?
— Амнезии.
— Один черт. Перевожу с русского письменного на русский устный: мужик, которого позавчера нашли в таком неприглядном виде в Д. Горетовка, действительно убит из пистолета «Макаров». Но не из этого «Макарова» — Руслан показал пальцем на лежащее на столе оружие. — А из того, который нашли в доме у Сидорчука. И из которого оный Сидорчук произвел по нам с тобой несколько прицельных выстрелов. Помнишь, как под ивами лежали?
— Не может быть, — прошептал он. — Этого просто не может быть!
— Может, Ваня, может. Так что мы сейчас пойдем допросим гражданина Сидорчука на предмет его причастности к убийству неизвестного. Бери телефон, звони, чтобы доставили под конвоем в твой кабинет. Хана господину Сидорчуку. Вот так-то.
Он выслушал ответ, данный на том конце провода, поморщился от непечатного словечка. Потом переспросил:
— Как-как?
И Руслану:
— Выпустили его.
— Как выпустили?! — вскочил со стула тот. — То есть как это выпустили?!
— Под подписку о невыезде. Личным распоряжением прокурора Цыпина.
— Да не может этого быть! — теперь уже закричал Руслан. — Этого просто не может быть!
— Может, Руслан, может. — В трубке были короткие гудки, он положил ее осторожно и с тайным облегчением.
— Так. Пошли к Цыпину, — сказал Руслан. — Такие вещи надо прояснять сразу.
Пожал плечами:
— Только ты успокойся.
— Я спокоен. Спокоен как… — Капитан Свистунов громко скрипнул зубами.
— Удав.
— Во-во. Сволочи, все сволочи! Продают все, на что только находится покупатель. На совесть, так на совесть, на дерьмо собственное найдется — продадут и дерьмо.
— А ты? — тихо спросил он.
— Что я?
— Ты сам? Чистый?
— Не понял, — прищурился Руслан. — Ты на что это намекаешь?
— Ты был в Ржаксах, — не выдержал он.
— Ну, был. Все были.
— Ты был там до того, как убили Хайкина. Не Игната, а того, другого, Василия. Зачем? Ты ездил, искал его. Игната. Зачем?
— Вот оно что. Так. — Руслан вдруг подошел к двери, открыл ее, выглянул в коридор. Потом закрыл плотно, вернулся, сел на стул. — Пошло, значит, выяснение отношений. Ну и откуда тебе известно про мой прошлогодний летний визит в Ржаксы?
— Какая разница?
— Да, собственно, и никакой. Да, был. Да, искал Игната. Поговорить хотел.
— Поговорил?
— Допустим.
— В тот день, когда его двоюродного брата убили, поговорил? Только никак не пойму: он-то здесь при чем?
— Да я и сам не пойму. А ты, значит, намекаешь, что это я кровавый маньяк. Ну и какая мотивация моих поступков?
— Ты с детства мне завидовал. И Леся.
— Любовь, значит. Резал, пардон, б…ей за то, что одна б… не дала. Замечательно. Самое то. И что делать собираешься?
— Ничего.
— Да? Сажать меня не будешь? — Руслан как-то странно усмехался.
— Нет. Не буду.
— А почему?
— Не знаю. Ты мне друг.
— Вот мы и добрались до сути. Дружба. Настоящая, крепкая мужская дружба. Чего для себя не сделаешь — сделаешь для лучшего друга. Сказать тебе, почему я так делал с Хайкиным, значит, всю твою жизнь под откос пустить. Я не знаю, как ты поступишь, если выплывет правда. Как тот Ваня Мукаев поступит, знал. — Руслан потер правую скулу. — А как поступит этот…
— Да при чем здесь я?! При чем?! Мы о тебе сейчас!
— Да при том! Так и не вспомнил, почему последние листы из дела изъял? Не вспомнил?
— Ради близкого мне человека… Понимаю…
— А раз понимаешь, так заткнись. Раз и навсегда. Понял? А если хочешь докопаться до сути, езжай в Горетовку. В Ели езжай, в Богачи. Только не от меня ты это узнаешь. Я не могу. Потому что пока в тебе новом до конца не разобрался — не могу. Если бы ты, как раньше, пил водку и к бабам в окно лазил, все было бы проще. Но ты же перед тем, как исчезнуть, какую-то пакость замыслил. И эта пакость, видимо, так прочно засела у тебя в башке, что после потери памяти она одна там и осталась. Поэтому ты на себя не похож. Скажи мне, Ваня, правду: память к тебе вернулась?
— Нет. Не полностью. Главного не помню.
— Понятно. А что там с нашим попугаем?
— С каким еще попугаем?
— С «АРА»!
— Ничего, — не выдержал и, кажется, покраснел.
— Обыск у нее на складах делать будем?
— Я поговорю с Цыпиным, — уклончиво сказал он.
— Понятно. Ну, поговори, поговори.
— А ты?
— Я не пойду. Спать хочу. В конце концов, у меня тоже было суточное дежурство. Я тоже человек.
— А… Сидорчук?
— А что Сидорчук? Пистолет мы у него изъяли. Стрелять в тебя ему больше не из чего.
— Значит, мне надо пойти и самому его задержать? Так?
— Санкцию только у Цыпина возьми, — зевнул Руслан. — Договорись с прокурором. А то ты Сидорчука сажаешь, а Цыпин выпускает.