— С него все началось! Ты стала ваять откровенный кич и превратилась в глупую бабу. Размякла, слюни пустила. Ты! Женщина, которую я так уважал!
— Думаешь, ты достоин уважения? На твоих глазах я живу с любовником! А ты это терпишь!
— Потому что я люблю тебя!
— Ложь! Ты деньги любишь, которые я зарабатываю!
— Я! Я их зарабатываю!
— Почему же ты тогда отказываешься меня содержать?
— Тебя! Но не твоего щенка!
— Ах, вот что тебя задевает! Сеси! Его присутствие в моем доме!
— В нашем доме!
— Я завтра же подам на развод! Мне все это надоело!
— Ну же, Дуся… Не будем ссориться, — сразу сдулся Дере. — Вот увидишь: все наладится.
Она тоже устала. В конце концов выбор сделает Давид. Один из двоих сядет в тюрьму за покушение на нее. А другой останется. Расследование когда-нибудь закончится.
Этой ночью она долго лежала без сна. В холле, за дверью, расположился Давид. Ей отчего-то не спалось. Лежала на спине, как велел лечащий врач, бессмысленно глядела в потолок. За стеной была спальня Сеси. Вдруг она услышала голоса. В холле, за дверью. Один из них принадлежал Давиду. Она прислушалась.
— Куда?
— К ней.
— Нельзя.
— Почему?
— Потому что нельзя!
— Я сам спрошу.
— Нельзя.
— Да пусти ты!
Послышалась возня. Маргарита невольно улыбнулась. Сто к одному, что Сеси потерпит сокрушительное поражение… Так и есть.
— Иди спать, мальчик, — добродушно сказал Давид.
— Да может, я ей нужен!
— Она бы об этом сказала.
— Вот я и хочу спросить.
— Она спит.
— Да ты-то откуда знаешь?
— Человек зашел в спальню и закрыл за собой дверь.
— Типичная логика военного! А может, она не спит, ждет меня?
— Она бы об этом сказала.
— Ты что — тупой? Она же женщина! Она тебя стесняется!
— Она бы об этом сказала.
Маргарита закусила губу, чтобы не рассмеяться. Давид — прелесть! Все аргументы Сеси разбиваются о его железную логику. Так же как попытки пройти в ее спальню — о его мощную грудь. Кто сказал, что он тупой?
Ругаясь, Сеси ушел в свою комнату. Поле боя осталось за Давидом. Сеси тоже прав. Пока охранник за дверью, в холле, в ее спальню никому нет хода. Она и в самом деле стесняется. Тут либо дудочка, либо кувшинчик. Либо жизнь, либо любовь. Дере, по крайней мере, ведет себя достойно. Не пытается прорваться к ней в спальню и отстоять супружеские права. Плетет интриги, но свое тело как самый веский аргумент не использует. Но и сравнение не в его пользу. Вот тело Сеси — это да! Это аргумент!
Она со стоном перевернулась на бок и заставила себя думать о раненом плече. Никаких плотских радостей. В холле послышался какой-то шорох. Она сообразила, что Давид подскочил к двери. Должно быть, уловил ее стон. Ну и слух у него!
— Все в порядке, — отчетливо сказала она.
В ответ не раздалось ни звука, но она почувствовала, что от двери Давид отошел. С такой охраной ей ничто не страшно. Она успокоилась и уснула.
Но на четвертый день ее покой был нарушен. Утро началось как обычно. Давид сварил манную кашу. Добавил в нее изюма и ванили — получилось очень вкусно. Даже Альберт Валерианович уплетал манку за обе щеки. Она знала, как Дере следит за собственным весом, и не удержалась:
— Алик, это же куча калорий! Остановись!
— Завтрак съешь сам, — возразил Дере.
— Тогда я рассчитываю получить на ужин двойную порцию, — хмыкнул Сеси.
— А обед ты разделишь с Давидом? — улыбнулась она.
Дере покосился на квадратного телохранителя, но ничего не сказал. Потом он, как всегда, улизнул с кухни первым, чтобы не мыть посуду. Сеси явно ждал момента, чтобы остаться с ней наедине. Она поняла и сказала:
— Давид, вы свободны. Завтрак был замечательный! Но мыть посуду — дело Сеси. Идите в сад.
Когда телохранитель неслышно удалился, она спросила:
— Ну? Что ты хотел мне сказать?
— Это нечестно!
— Что именно?
— Он не пускает меня в твою спальню!
— Сеси, мы же договорились. У меня болит плечо.
— Но я хотел просто поговорить!
— Говори.
— Знаешь, ночью у меня получается лучше.
— Это я помню.
— А как нам было хорошо, помнишь? — оживился он.
— Да.
— Вот бы повторить!
— Как?
— Поехать куда-нибудь. Вдвоем. Ты и я. Номер в шикарном отеле. Пляж. Ночная дискотека, — размечтался Сеси. — Как все было хорошо! Мы с тобой были так счастливы!
— Ты забыл, что помешало нашему счастью, -тихо напомнила она.
— И ничего нельзя сделать? — Сеси заглянул ей в глаза. — Ева?
— Скажи мне правду. Ты же хотел поговорить.
— Какую правду?
— Всю. С самого начала. Чем тебя шантажирует Клара. Почему ты так боишься милиции. И что прятал в моей спальне под кроватью. Я уверена: там этого больше нет. Я проверяла. Ты сделал уборку. Пыль на шкафу осталась, а вот под кроватью чисто. Там стояла какая-то коробка. А что в коробке?
— Ева…
— Нет, ты не увиливай.
— Это не мое! Честное слово!
— А чье?
— Я не могу тебе сказать.
— Почему?
— Потому. С меня взяли слово. Если я скажу…
— Ну хватит! Ты опять врешь. Ты влип в историю, и потому торчишь в моем доме. Выжидаешь. А еще жалуешься на Давида! И правильно, что он не пустил тебя в мою спальню!
— Ты еще пожалеешь! — пообещал Сеси. -Когда все закончится, ты раскаешься, что так со мной обращалась! Ты еще прощения будешь просить!
— Сеси, повторяю: я тебя не держу. Не нравится — уходи.
Она развернулась и вышла из кухни. Надо срочно глотнуть свежего воздуха. Срочно! Какое утро испорчено ссорой! Лето в разгаре, солнце в зените, сад в цвету. Ее любимицы, крупные ромашки, расправили белые юбочки и кокетничают с пионами, красующимися на соседней клумбе. Поздний сорт, белые лепестки, кремовая сердцевина. Она пригляделась. Там, где бьется кремовое сердце цветка, сидит мохнатая пчела. Не повезло ромашкам. Сладкий нектар возлюбленных-пионов достанется не им. Букет, что ли, собрать? И поставить его в высокую вазу. Нет, лучше в кувшин. Глиняный кувшин, белый, с синими цветочками. Из дома привезла, из родной деревни. Эмаль местами облупилась, от горлышка кусочек откололся. Нынче это называет модным словом «винтаж». «Где вы достали такую прелесть, Маргарита Ивановна?» Достала! Дома, в чулане откопала. Да, надо поставить кувшин на видное место, на террасу. А в нем ромашки. Мило и просто.