— Об этом нет.
— Да потому что рассказывать было нечего! Кукла деревянная! Вот кто была моя жена! Ледышка! И даже эти шмотки… Ничто бы ей не помогло! Так что, я не жалею, что не заглядывал к ней в спальню, — сделал вывод Греков.
— Это ты себя успокаиваешь. Знаешь, Юра, сегодня ты похоронил совсем не ту женщину, которую знал. То, что Нина Грекова была красавицей, — это не последнее для тебя, открытие.
— Ну, теперь я уже ничему не удивлюсь! Но сначала я хочу знать судьбу ее бриллиантов. Ты наверняка знаешь, где Нина хранила свои драгоценности.
— Не только знаю, но и видел, — Нина мне показывала. Только теперь их там нет. Драгоценности пропали.
— Пропали?!!
— Ты ведь даже не подозревал об их существовании?
— Клянусь!
— Я тебе верю. Но кто-то же знал о том, что у Нины имеются деньги и бриллианты. Видишь ли, на сегодня у меня был намечен ряд мероприятий, а я вот застрял в пробке, — пожаловался Петров. — О, черт! Совсем забыл! Надо ж позвонить судмедэксперту!
— Эксперту?
— Ну да. А что тебя удивляет?
— Но смерть Нины — это же чистое самоубийство!
— Я в этом не сомневаюсь, но, Юра, ты ж знаешь закон. Было сделано вскрытие, и я должен узнать его результаты.
Греков покосился на Володю:
— Постой-ка… Но ведь я же тебя, кажется, просил не трогать Нину?
— Я помню. Но, Юра, пойми меня правильно. В данном случае ты — лицо заинтересованное. И ты не знал о ней того, что знал я.
— И ты посмел… ее…
— Я все сделал, согласно букве закона, — тихо сказал Петров. — И не сказал тебе потому, что не хотел, чтобы ты об этом знал. Щадил твои чувства. Юра, ты ведь хочешь узнать, что случилось на самом деле?
— Да я и так знаю! Вот ты говоришь, что хорошо знал мою жену. Э, нет! Ты-то как раз не знал о том, что с ней последнее время творилось.
— А что такое?
— Видишь ли, я тоже кое о чем умолчал, щадя и твои чувства. Ведь я догадывался, как ты к ней относишься. Но, видимо, пришло время рассказать о том, почему я так уверен, что это было самоубийство.
Петров посмотрел на него настороженно:
— Ну-ка, ну-ка?
— Все объяснимо, — вздохнул Юрий Греков. — Для меня, потому что происходило на моих глазах. Это случалось с ней по ночам…
Автобус
Что в пробке на кольцевой они застряли надолго и выбраться из нее нет никакой возможности, женщины уже поняли. Допив грековский коньячок, подруги покойницы сами себя развлекали беседой. Водитель автобуса, молодой парень со всклоченными рыжими волосами, слушал радио, в разговоры не вступал, смотрел только на дорогу и сквозь зубы ругался. Видно было, как он презирает этот курятник и как его раздражает все происходящее.
— Ишь! Ты глянь на него! — кивнула Татьяна на «Жигули» Юрия Грекова, оказавшиеся вдруг рядом, справа. — Аж в лице переменился, как про Нинкины деньги узнал!
— Что теперь будет? — тихонько вздохнула Галя.
— Нет, почему ж все-таки Пашка не звонит? — заволновалась вдруг Антонина Дмитриевна.
— А что такое? — развернулась к ней всем корпусом Татьяна. Ее лицо выражало теперь живейший интерес.
— Да он сегодня после занятий в школе должен ехать в институт, на подготовительные курсы, — охотно пояснила Антонина Дмитриевна. — А время-то уже — третий час!
— Ну и что? — пожала плечами Татьяна. — Знаешь, сколько у них уроков в одиннадцатом классе? Моя в три, а бывает, что и в четыре приходит. Выпускной класс, тут уж ничего не поделаешь. В вуз надо готовиться.
— Да знаю я все! Только у института со школой договор: вторую половину дня они занимаются там. Пашка сказал: «Ма, заскочу домой пообедать и позвоню тебе».
— Отрапортую, — усмехнулась Татьяна. — Небось контролируешь?
— А ты свою, скажешь, нет? — не осталась в долгу заведующая.
— Моя Ольга ответственная, — с гордостью сказала Татьяна.
— Да уж! Все ты знаешь про свою Ольгу!
— А ты про своего Пашку!
— Опять вы ссоритесь, — покачала головой Галя. — Ну сколько можно? Вы бы, Антонина Дмитриевна, позвонили ему на мобильный! Неужели не сообразите?
— Да я раз пять набирала! Все одно и то же: «Абонент не отвечает или временно недоступен. Попробуйте позвонить позднее».
Заведующая достала из сумочки мобильный телефон и нажала на кнопку.
— Ну вот опять! Попробуйте позвонить позднее! А время-то уже? Ему из дома выходить пора, а то в институт не успеет!
— А ты позвони на домашний, — посоветовала подруге Татьяна.
— Дорого, — пожаловалась заведующая.
— Что ж теперь? Сын все-таки. Мало ли, что могло случиться? А вдруг его в милицию забрали?
— Да ты скажешь тоже, Танька! В милицию!
— Вот ты не хочешь ничего знать о своем сыне, а зря. Все у тебя хорошо, все замечательно. А старший-то где?
— А что — старший? — сразу насторожилась Антонина Дмитриевна.
— Ведь он опять не работает! А Пашка чуть что — шасть к нему! В институт он ездит, как же! Да врет он тебе! Небось не только сигаретами, но и пивком балуется! И водочки старший ему наливает!
— Ты-то откуда знаешь?
Татьяна отчего-то покосилась на заднее сиденье, где, ни на кого не обращая внимания, шушукались Киска с Милочкой, и сказала:
— Сорока на хвосте принесла.
— Неужели?
— Да что ты на меня уставилась! Я лично видела, как он домой шел пьяный!
— Врешь, Танька! Никогда этого не было!
— Ну, подвыпивши. Пашка находится под влиянием старшего брата. А тот нигде не работает, а по дорогим кабакам и казино ходит, в рулетку играет. Долг Нине он хотел отдать, как же! А у самого долги все растут и растут! А ведь у него жена, ребенок! Хотя семьи-то у них давно уже нет… — поджала губы Татьяна.
— Да как это нет?! — взвилась Антонина Дмитриевна.
— Он сам по себе, она сама по себе. У родителей больше времени проводит, чем с мужем, и ночует там.
— Да откуда ты-то все это знаешь? — спросила заведующая.
— Знаю. И ты разуй глаза.
Татьяна повела бровью на заднее сиденье.
— Не понимаю, — покачала головой заведующая.
— Эх ты! А ведь все у тебя под носом происходит!
— Я все-таки позвоню на домашний, — решительно сказала Антонина Дмитриевна и, набрав номер, поднесла к уху трубку.