– «Гарик, меня убивают, помоги», – продолжала фантазировать Ульяна Федоровна.
– Спешу и падаю!
– Он же твой друг!
– Кристина тоже была твоей подругой! И ты ее сюда вызвала на подмогу! Много она тебе помогла?
– Хорошо, напиши: «У меня убивают, помоги».
– Да он и так это знает. Что у меня убивают.
– Напиши: «Убили Кристину», – сообразила Ульяна Федоровна.
– Да он только обрадуется. Гарик наверняка мечтал от нее избавиться. Он разводиться не хочет, я тебе уже говорил. А так – нет человека, нет проблемы. На такую эсэмэску он не ответит.
– Откуда ты все знаешь? – разозлилась жена. – Напиши «Твой человек по ошибке убил Кристину…» О господи! Сама не соображаю, что говорю!
– То-то и оно, – наставительно сказал Аркадий Павлович. – Гарик сейчас думает только об одном: как бы ему не вляпаться. То есть он уже вляпался. Этот парень… Нанятый им киллер. Гарик сказал, что он – машина. И работу свою обязательно сделает при любых обстоятельствах. Иначе уважать себя перестанет. Профессиональная этика.
– Это шутка? Он что, сумасшедший?
– Малость не в себе.
– И ты нанял такого человека?!
– А ты сама?
– Я не нанимала! У меня любовь!
– А у меня ненависть, – усмехнулся Телятин.
– Ну, хорошо. Мы не можем идентифицировать киллера. Давай попробуем зайти с другой стороны. Полицейский… Ах, полицейского у нас вообще нет. Тристан.
– Как же все запутано! Давай пойдем от противного: предположим, что небритый хам не Тристан.
– Да он и так не Тристан!
– Зачем же он в этом признался?
– Потому что Ваня это опроверг.
– Ты до сих пор веришь, что переписывалась со смазливым блондином, а не с каким-нибудь длинноносым уродом с рожей, изрытой оспой?
– Оспы давно уже нет.
– Кто ищет, тот всегда найдет, – хмыкнул Телятин. – У нас официально много чего нет. Зато нелегально чего только нет, – он рассмеялся, довольный своим каламбуром.
– Ответь мне лучше на вопрос: откуда третий лишний? Кто он?
– Двери перепутал.
– Развернулся бы и ушел.
– А ты точно никого не ждала? – подозрительно спросил Телятин.
– Я же собиралась к маме! Только посыльного. То есть Тристана.
– В любом случае, это уже неважно. Скоро приедет полиция, – Аркадий Павлович тяжело вздохнул. Он не любил разборки с властями. Впрочем, а кто их любит?
– Мы можем вляпаться. Оба. – Телятина тоже вздохнула. – А что, если это ловушка? Тебя подставили, дорогой.
– Зачем?
– Тебе виднее. У тебя есть враги?
– Сколько угодно! Но о моем плане никто не знал!
– Ой ли?
– Гарик знал.
– Раз.
– Кристина.
– Два.
– Николай.
– Три. Три человека. Которые могли сообщить еще трем. Николай наверняка проболтался жене.
– Да ну, чушь. Зачем ему это?
– А Гарик кому мог сказать?
– Гарик не сказал никому. – Телятин занервничал.
– Аркадий, ты рискуешь. Отбей эсэмэску Гарику и позвони ему на домашний.
– Какую эсэмэску?
– Все равно какую!
– «Срочно позвони, есть проблемы», – отстукал Телятин и зачитал сообщение вслух, после чего нажал на иконку «отправить сообщение». – Довольна?
– Да!
– Вот его домашний номер, – показал Аркадий Павлович, пробежав по клавиатуре своего навороченного мобильного телефона. – Набирай. Я продиктую.
– Я буду говорить? – спросила Телятина, снимая трубку домашнего аппарата.
– Нет, я. Если подойдет Гарик. С Галиной объяснишься ты. Делай с ней что хочешь, но вытряси из нее, где находится муж. Чем занят? В каком настроении? И пусть он ответит на мой звонок.
– Аркаша… – Ульяна Федоровна держала возле уха телефонную трубку, и вид у нее был странный.
– Что?
– Он молчит.
– Не понял?
– Наш телефон молчит! Он отключен!
– Связи, что ли, нет?
– Ты не понял! Я боюсь, все еще хуже, чем мы думали!
– Что может быть хуже? – проворчал Телятин.
– Ты что, не понял? Никто не звонил в полицию!
– Как так не звонил? Он же при мне…
– Нас кинули. И тебя, и меня. Как ты сказал? Не человек, а машина? Выполнит задание при любых условиях? Ой, Аркашенька, мне страшно…
Итак: кто есть кто?
В это время на кухне происходило следующее. Войдя туда с бутылкой элитного виски, которого он, быть может, в жизни никогда не пробовал и вряд ли еще отведает, верзила поступил с амброзией так, будто принес паленку из деревенского ларька: небрежно отставил в сторону и забыл про нее. Потом подошел к Ивану Петровичу, взял его за грудки и как следует тряхнул:
– Говори, мент, сука! Спалить меня хотел?!
– Вы прекрасно владеете русской речью, – поморщился Иван Петрович. – Зачем этот сленг? И не надо на меня кидаться. С чего вы вдруг решили, что я мент?
– А с того… – Ситников не спешил разжимать руки. – Замашки у тебя ментовские. И говоришь ты как легавый. Вон какую историю сочинил! На детективный роман тянет! Говори, ну?!
– Отпустите меня, пожалуйста, – голосом тихим, но режущим слух, как отточенная сталь, сказал Иван Петрович. – В ваших же интересах играть со мной в одной команде. И я вам уже подыграл. Вы от моей услуги не отказались. Может, продолжим? У нас мало времени. Они скоро поймут, что полицию никто не вызывал.
– Зачем ты отключил телефон? – Верзила отпустил его и отошел к окну. Там было темно и по-прежнему завывал ветер.
– А неплохо получилось, да? Все поверили. Зачем вы говорили в молчащую трубку? И как убедительно говорили! Я подумал, что мы теперь в связке.
– Чего тебе надо?
– Деньги. Мне нужны деньги.
– Они всем нужны, – усмехнулся верзила.
– Вы не поняли. Мне деньги нужны.
– Да понял я все! – отмахнулся Ситников.
– Нет, не все. – Иван Петрович смотрел на него не моргая. – Они нужны мне, как голодному кусок хлеба. Если я сегодня не поем, то мне жить останется недолго. А я вовсе не хочу умирать. Но я дошел до такого состояния, когда все мозги, какие есть, проваливаются в желудок, и он начинает их переваривать за неимением пищи. Я больше не слышу голоса разума, я слышу только голодное урчание в животе. Я не могу ни о чем другом думать, засыпаю с этой мыслью и просыпаюсь с нею же: как мне достать деньги? Деньги, деньги, деньги… Я кругом в долгах. Занимаю в одном месте, чтобы отдать в другом, но дело в том, что в долг мне уже никто не дает. Я не отвечаю на звонки, потому что это могут быть только кредиторы. Мой мобильный давно уже выключен. Не открываю на звонок в дверь, ведь квартира фактически уже не моя. Не выхожу на улицу, поскольку каждый мой выход «в свет» может оказаться последним. Я сижу на дне глубокой черной ямы, и меня потихоньку закапывают живьем. Медленная и страшная смерть, где весь ужас в ожидании. Я готов абсолютно на все, лишь бы из нее выбраться, из этой ямы. И я отсюда без денег не уйду.