– Времени у нас полно, – вздохнул он. – Так что рассказывай. Мне хорошо думается под твою пустую болтовню.
– Но эти вина надо было сначала доставить на побережье, а потом уже морем – в Англию. Путь неблизкий, и португальское сухое вино его не выдерживало. Оно портилось. Вот в него и стали добавлять бренди. А назвали новый напиток «Порто». У нас называют портвейном, но это совсем не то. В Англии к портвейну было особое отношение. Родители покупали бутылку при рождении ребенка, чтобы открыть ее в день его совершеннолетия, через 21 год, – щебетала девушка. – В его производстве есть особенности: собранный виноград помещают в огромные емкости из камня или гранита. Его давят босыми ногами и по сию пору. Человеческие ноги – это лучший пресс, между прочим. Они способны раздавить кожицу, но горькие зернышки остаются целыми. Лучшее вино – конкретного года сбора урожая. Видишь надпись? «Vintage Port». Ого! Вот это я выцепила! Глаз-алмаз! 1878! Это же раритет! У Дмитрия Александровича здесь целое богатство!
– Да, вижу, – рассеянно откликнулся Михаил, занятый своими мыслями.
Раритет раритетом, но как отсюда выбраться? Поискать инструмент? Топор или молоток? Отвертку? Он стал оглядываться.
– Такое вино производят всего три-четыре раза за десятилетие, – с уважением сказала Ника. – Когда урожай достаточно большой. Два года выдерживают в бочках, потом разливают по бутылкам. В них оно за десять-двадцать лет теряет жесткость и приобретает изысканный сладкий фруктовый вкус и неповторимый аромат. 1878! Ты подумай! Интересно, каково оно на вкус?
– Возьми да попробуй.
– Ты что!!! Ты знаешь, сколько это стоит?!!
– Не дороже, чем твоя разбитая коленка.
– Это вино перед дегустацией надо декантировать некоторое время, – с сомнением сказала Ника.
– Что делать?
– Открыть за некоторое время до того, как подавать к столу, балда! Дать ему возможность пообщаться с кислородом, чтобы раскрылись его лучшие качества.
– Времени у нас много, – тяжело вздохнул он. – Так и быть: декантируй. Воронов не обеднеет.
– С ума сошел! А если оно не успеет раскрыться? Если мы раньше отсюда выйдем?
– Ты предлагаешь мне ради того, чтобы оценить вкус «Порто», торчать здесь до завтрашнего дня? – съязвил он.
– Оно того стоит, – пожала плечами Ника.
– По истории тебе – пять баллов. По всем остальным предметам двойка. Ты не понимаешь, что происходит! Дай сюда! – Он отобрал бутылку и засунул ее обратно в шкаф.
– Осторожнее! Что ты ее так трясешь! Ей же больше ста лет!
– Да потому что это всего лишь вино! А там, наверху, бойня! Люди гибнут. Если, конечно, Воронов не образумился. И Сивко не спятил. А твоего отца… – Он осекся.
– Что ты сказал? Что с папой? – насторожилась Ника.
– Среди охранников замка есть люди?
– Они все – люди.
– Я говорю не о профессиональных убийцах. У Зигмунда были с кем-нибудь дружеские отношения?
– Папа добрый. Он ни с кем не ссорился.
– Я имею в виду не ссору, – с досадой сказал он. – Я имею в виду дружбу. Чтобы его приняли в качестве парламентера. Переговорщика. Может, он дружил с деревенскими?
– Я-то откуда знаю! Может, и дружил.
– Неужели ситуация такая безнадежная!
Михаил взлетел по ступенькам и плечом надавил на дверь. Бесполезно. Он еще в первый раз заметил, что дверь надежная. На совесть делали. Со злостью пнул ее ногой.
– Давай, я тебе помогу, – сказала снизу Ника.
– Обойдусь. – Он спустился вниз. – Помощница! Вес бараний, мозги куриные. Толку-то от тебя? – Он все еще на нее злился. Кто виноват, что они очутились в таком положении? Ника! – Топора здесь, разумеется, нет.
– Только штопор.
– Штопор? А ну, дай!
Он выхватил у нее штопор и вновь поднялся к железной двери. Может, удастся что-нибудь сделать с замком? Штопор был слишком толстый, в замочную скважину не лез. Но попыток Михаил не оставлял. Надо же что-нибудь делать! Не сидеть же сложа руки?
– Здесь есть другой выход? – крикнул он. – Ты не в курсе?
– Вряд ли. Зато мы можем открыть бутылку.
– Да уж, это плюс. Сидеть здесь и пить.
– Все не так скучно.
Он вновь спустился вниз. Сказал со вздохом:
– Незабываемое «Порто», неповторимое «Бордо». И незабываемые выходные. Дмитрий Александрович, я снимаю перед вами шляпу! Вы гений, а я лох! Ника, открывай бутылку! Нам надо выпить!
– Только не «Порто». Я «Бордо» открою, его здесь полно.
– Что угодно. А лучше бы водки.
– Водки нет. Есть коньяк.
– Давай.
Она встала и пошла вдоль ряда винных шкафов.
– Жаль, закуски нет, – прокомментировал он. – Сопьемся мы здесь с тобой. Надо успокоиться, Миша. Ты в винном погребе, в компании красивой девушки. Об этом можно только мечтать. Сейчас мы выпьем и займемся любовью.
– Еще чего! – фыркнула Ника.
– Неужто ты мне откажешь? После того, что между нами было?
– Ты обманщик!
– Спорим, часа через два тебе будет на это наплевать? Ты посмотри на эти запасы спиртного!
– Я не буду пить.
– Будешь. От скуки. Все в мире глупости делаются от скуки. Людьми, которым больше нечем заняться. От скуки влюбляются, от скуки разводятся, от скуки ложатся в постель с малознакомыми мужчинами.
– И не мечтай!
– Уж и помечтать нельзя, – надулся он. – Что ты там копаешься? Тащи скорее выпивку! Я начинаю скучать, сейчас буду делать глупости.
– Я выбираю. Ах, сколько здесь всего! Вот это возьму!
Она вернулась к столу с двумя бутылками: вино и коньяк.
– Где-то здесь были бокалы, – сказал он, поднимаясь.
Бокалы нашлись. Ника ловко открыла бутылки. Разлили вино и коньяк, Михаил поднял свой бокал:
– Ну, за скорое освобождение!
Они чокнулись, Ника пригубила вино, а Михаил сделал основательный глоток из своего бокала, где затаил до поры до времени все свои немалые градусы ароматный коньяк, после чего сказал с чувством:
– Дмитрий Александрович – гуманный человек. Мог бы и свет выключить, чтобы нам было страшно. А мог бы и пристрелить. Чтобы долго не мучились.
– Дурацкие шутки! – вздрогнула Ника.
– Это не шутки, – серьезно сказал он. – Мы же свидетели. – И зловеще: – Мы слишком много знаем. Нас надо прикончить. Я понял: он хочет уморить нас голодом. Мы будем пить, пить, пить… Потому что есть нечего. И в конце концов умрем. От отравления алкоголем.
– Перестань!