– Это следствие не интересует. Пьете вы или не пьете, лишь бы являлись в указанное место в указанный срок.
– К примеру, на х… когда посылают.
– Что вы себе позволяете! – взвился Романыч. Все-таки вывел следователя из себя. Добился. Надо его сдернуть, иначе запутает. Романыч крючкотвор. Его методы тоже всем известны: плести паутину, ловить на нестыковках, на мелочах. И путать, путать, путать… – Я требую уважения к закону и… ко мне.
– Ха! Уважения! Уж я-то знаю, как вы дело шьете!
– Что значит «шьете»?! Выбирайте выражения, Свистунов! И потом… Нечего на меня собак вешать. Ваш Мукаев этим, что ли, не занимался?! Рукоприкладствовал на допросах! Все знают!
– Так он бандитов бил.
– Установить вину человека может только суд!
– Самый гуманный суд в мире! – дурашливо передразнил Руслан. – То-то у нас тюрьмы забиты. Хотите пополнить мною ряды? Я готов.
– Герой, – буркнул Романыч. – Ненадолго вас хватит, Руслан Олегович. В тюрьме таких быстро обламывают. Да вы и сами это прекрасно знаете. И вообще, я вас не для дискуссии вызвал. Будете отвечать на вопросы?
– Буду!
– Вы проходите по делу Нахрапьева свидетелем. Официально вас об этом предупреждаю.
– И бумагу дадите? Я знаю, вы мастер справки сочинять.
– Я вижу, Руслан Олегович, разговор у нас с вами не получается. Вы все еще чувствуете себя под защитой офицерского мундира. Думаете, начальство вас защитит. И напрасно. Готовятся материалы для служебного расследования. Драка в ресторане в рабочее время – это вам не шутки.
– У меня был обед.
– Давайте перейдем к сути. Вы состоите в близких отношениях с гражданкой Тимофеевой Олесей Владимировной, которая отныне является главной подозреваемой в деле об убийстве Александра Нахрапьева.
– А в деле о покушении на жизнь самой гражданки Тимофеевой кто является главным подозреваемым?
– Это был несчастный случай. В преступной халатности обвиняется истопник. Будьте уверены: он свое получит. Но к убийству гражданина Нахрапьева он не имеет никакого отношения. Потому что его в домике для отдыха на момент совершения преступления не было, – с явным сожалением сказал следователь.
– Хоть в этом повезло, – усмехнулся Руслан.
– Попрошу без комментариев, – поморщился Романыч. – Не отвлекайтесь, Руслан Олегович. Вы знали о том, что Тимофеева и Нахрапьев состояли в интимных отношениях?
Соврать?
– Не спешите отвечать на вопрос. Соседка Тимофеевой, Пуговкина Алевтина Петровна, показала, что между вами и Нахрапьевым на лестничной клетке второго этажа, где расположены их квартиры, состоялась драка. Это было… Э-э-э… Момент, у меня записано. – Романыч неторопливо стал листать дело.
– Она в глазок, что ли, смотрела? Пуговкина? – со злостью спросил Руслан.
– Внимание Алевтины Петровны привлек шум на лестничной клетке. Вы признаете этот факт?
– Шум? Признаю! Ну, дал я ему в морду!
– За что?
– Мне не понравился цвет его галстука.
– А может, вам не понравился букет, который он принес гражданке Тимофеевой?
– Она что, и букет видела в глазок? Пуговкина?
– Гражданка Пуговкина отмечает неоднократное посещение гражданки Тимофеевой гражданином Нахрапьевым.
– Вы меня замучили всеми этими гражданами. Я-то не сижу в засаде у глазка сутки напролет, наблюдая за тем, кто приходит к молодой и красивой соседке.
– Драка была, Свистунов?
– Была, – неохотно признался он. Черт бы побрал эту Пуговкину! Ну, держись у меня, Алевтина Петровна!
– Значит, вы ее ревновали? Тимофееву? Значит, они были любовниками?
– Я им свечку не держал.
– За что тогда били?
– Для профилактики. Чтобы не пришлось держать.
– Ну хорошо. Этот факт мы установили. Драка была.
– Тогда, согласно вашей логике, подозревать в убийстве надо меня, а не Лесю. Я же ему морду бил.
– У вас алиби. Вы в момент убийства были на работе, – с сожалением сказал Романыч. – Тому есть много свидетелей. Пошли дальше. Зачем вы отдали на экспертизу все баллончики, которые нашли в домике для отдыха в сумках присутствующих там женщин? Кстати, в одном обнаружен дезодорант, в остальных – лак для волос. Зачем вы это сделали?
– Просто так.
– Эксперт в недоумении. Что вы искали в баллончиках?
– Ничего не искал.
– А почему кричали: «Не трогать?!!» Если вы проводите параллель со случаем в Нахаловке… Я имею в виду следователя Мукаева, – поморщился Романыч. – То это не подтверждается. Мы имеем дело с отравлением угарным газом.
– Это я уже понял.
– Пошли дальше. Пистолет. Где вы видели его в последний раз?
– В комнате отдыха, на столе, в белом полотенце.
– Где вы видели его в последний раз до этого?
– На столе у себя в кабинете. Без полотенца.
– Кто его принес?
– Следователь Мукаев.
– Когда принес?
– Я не помню точную дату. На следующий день после того, как мы ездили в Горетовку на труп.
– Значит, незадолго до своего исчезновения. Я имею в виду его повторное исчезновение, и, судя по всему, окончательное, – с удовлетворением сказал Романыч. – Значит, оружие нашлось. А потом оказалось в бане, где отдыхала с любовником гражданка Тимофеева. В тот день, когда следователь Мукаев исчез повторно, его видели у дома, в котором проживает означенная гражданка. Этот факт мы тоже установили. Больше вопросов я к вам пока не имею.
– Да куда уж больше! Пистолет и мотив! Но на нем отпечатки пальцев не той женщины, что лежит сейчас в районной больнице.
– Она убила Нахрапьева и обтерла рукоять оружия тем же полотенцем. Потом подложила в шкафчик, в личные вещи гражданки Маркиной.
– Значит, вам во что бы то ни стало надо доказать их связь. Нахрапьева и Леси. И найти повод для ссоры. Постойте-ка… Вы хотите доказать, что они поссорились из-за меня!
– Не надо так волноваться, Руслан Олегович. Распишитесь в протоколе.
– Не буду я под этим расписываться!
– Я все записал слово в слово, как вы говорили. Да вы прочитайте.
– О черт! Черт!
И драку приплели! Черт его дернул! Но кто знал, что к глазку в этот момент прилипла Алевтина Пуговкина? Если бы Нахрапьева не застрелили, все ограничилось бы сплетнями. Но им надо на кого-то повесить труп. О черт!
Он, стиснув зубы, расписался в протоколе.
– Ну, вот видите, Руслан Олегович, как все легко и просто, – с удовлетворением сказал следователь. – И что вы, собственно, так разволновались? На днях мы проведем судебно-психиатрическую экспертизу гражданки Тимофеевой, которая наверняка признает ее невменяемой. Она ж память потеряла. Ей теперь лечиться надо. Долго лечиться.