— Ну, ты и свинья!
— Поросенок.
— И после этого ты рассчитываешь остаться со мной в хороших отношениях?
— И даже больше. Я собираюсь просто остаться.
— Свинья!
— Поросенок.
— Все равно. Моя душевная рана долго не заживет.
— В этом виноват твой муж. Не вали с больной головы на здоровую.
— Значит, Алина Линева — это псевдоним, -задумчиво сказала Люба. — А зовут ее Машей Петровой.
— Слишком уж простенько, да? Вот она и стала Алиной Линевой.
— О Маше я слышала часто. Разумеется, Олег не признавал ее псевдонима. Но зачем же он на мне женился? Зачем?
— Кто его знает? — пожал плечами Стас.
— Значит, она знакомила Олега со своими любовниками, бывшими и настоящими, чтобы он деньги у них занимал. А он не возражал. Так вот где он пропадал вечерами! У нее. Как думаешь, они были любовниками и после нашей с ним свадьбы?
— Кто знает? — осторожно сказал Стас.
— Ладно. Пусть так. Я как-нибудь это переживу. Вот если бы муж был жив и я узнала, что он мне изменяет… Нет, не то. Ведь он любил ее. Только ее. Вот что обидно. Шансов у меня не было.
— Люба, ты должна вспомнить, — мягко сказал Стас. — Его последние дни. Подробно. Что было такого важного? Что он говорил? Куда ездил?
— Он сказал, что отдал деньги. Он занимал крупную сумму под свою двухкомнатную квартиру, — тихо сказала Люба. — Волновался по этому поводу. Но потом сказал, что все в порядке, проблема решена. Подожди… Была странная фраза. Я удивилась, когда Олег сказал, что отдал деньги, и переспросила: «Отдал?» А он с усмешкой ответил: «В некотором роде». Боже! Стас!
— Что такое?
— Он занимал деньги у Михаила Стрельцова, и эта фраза… Я имею в виду «в некотором роде». Ведь он мог убить его! Вошел в дом первым, увидел младшего Стрельцова, который стоял на втором этаже, у кадки с пальмой, и курил. Полина осталась в гостиной, Павел Петрович заинтересовался новостями. Михаил перегнулся через перила, окликнул его. Олег поднялся и… Но перчатки? Как он мог незаметно для Стрельцова надеть перчатки?
— Может, он уже был в перчатках?
— В нитяных?
— Черт его знает!
— Но в спину, ножом… Олег…
— Ему, должно быть, было жалко квартиры, — усмехнулся Стас. — Не расплатился бы -пришлось продавать.
— И свалить на дочь… Нет. Постой, — вздрогнула Люба. — Олег не мог так поступить. Он любил свою дочь, хотя никогда об этом не говорил. Вообще не разговаривал со мной на эту тему. Он что-то говорил про милицию. Мол, придется все-таки туда пойти. И о совести. Видимо, Олег хотел во всем признаться. Ты понимаешь? Хотел! Но не успел.
— Что же ему помешало?
— Не что! А кто!
Люба взялась руками за пылающие щеки. Давно она так не волновалась! Взгляд ее снова наткнулся на колье. Подарок. Подарок?!
— И что она сказала, отдавая тебе колье?
— Вот.
Стас вытащил из кармана сиреневый конверт. Люба невольно поморщилась, взяв его в руки. Все тот же сладчайший запах! Она открыла конверт и увидела нежно-сиреневый листочек бумаги. Почерк у актрисы был на загляденье.
«Милая, я сожалею, что мы так расстались. Нам надо было разрыдаться друг у друга на груди. Потому что делить больше нечего. Вернее, некого. Я вижу, что и вы его любили, хотя, быть может, он того и не стоил. Но сердцу не прикажешь, ведь так? И согласитесь, что в присутствии постороннего мужчины это было бы неуместно. Рыдать. Я прощаю вас за резкие слова в мой адрес, а вы простите меня. Его больше нет (подчеркнуто два раза). Сожалею о постигшем вас несчастье. Я имею в виду потерю ребенка. В знак примирения примите от меня подарок. Поверьте: это от чистого сердца.
Заезжайте как-нибудь, поболтаем.
Алина Линева»
Витиеватая роспись, число, месяц, год. Люба невольно улыбнулась: актриса, ничего не скажешь! Актриса во всем! Какое театральное послание! Чего уж говорить о подарке!
— И ты хочешь, чтобы я это взяла? — усмехнулась она. — Колье, подаренное ее любовником-вором, который давно уже в могиле, и украденное девушкой, которой теперь угрожает опасность. Она издевается надо мной, да?
— Я выполняю просьбу. А возьмешь ты подарок или не возьмешь, это не мое дело.
— Так вот: верни, пожалуйста, его хозяйке, -Люба отодвинула колье на самый край стола. -Хватит меня унижать.
— Это уж вы сами разбирайтесь, — хмыкнул Стас. — А я к Линевой больше не поеду.
— Что так?
— Я узнал все, что хотел. И потом, меня туда больше не звали.
— Хорошо. — Люба поднялась со словами: -Я пока это припрячу. Но при первой же возможности верну законной владелице. Это не мое.
Она завернула колье в носовой платок и унесла в комнату. Долго думала, куда бы его спрятать, потом засунула в шкаф, под постельное белье. С глаз долой. Когда вернулась, Самохвалов делал огромный бутерброд с колбасой.
— И что ты теперь будешь делать? — тихо спросила Люба.
— С бутербродом? Есть!
— Я об убийстве. Вернее, об убийствах. Если Олег убил Михаила Стрельцова, то кто, в свою очередь, убил его?
— Милая, тебе не надоело? — спросил Стас, откусывая от бутерброда. — Какая же ты кровожадная! Все об убийствах, да об убийствах! Даже камешки тебя не интересуют. Другая мигом нацепила бы колье и отправилась…
— Куда?
— Да куда угодно! В театр, в ночной клуб!
— Ты спятил!
— Выходит, все, кто туда ходит, спятили? хмыкнул Стас.
— Не всех, кто ходит в ночные клубы, преследует маньяк. Вот он обрадуется, если я поздно вечером покину свое убежище!
— Неисправима! Теперь о маньяках. Милая, я в милиции работаю! Это значит, что весь день я думаю о трупах, вижу трупы, держу в руках вещи, принадлежащие трупам. Могу я хоть немного отдохнуть?
— Хорошо, Стас. Это последнее. Найди, пожалуйста, одного человека. Его зовут Василий. Отчество не знаю, фамилию, к сожалению, не знаю тоже. Знаю только, что он известный хирург, доктор наук. Делал операцию жене Павла Петровича Стрельцова Полине. Имеется в виду Полина — первая. Рак. Отчество ее, опять же не знаю.
— Ну, ты даешь, подруга! Где ж я его найду?
— Они со Стрельцовым-старшим учились в одном классе: Павел Петрович и этот Василий.
— Ну, найду я его и что?
— Он настоящий отец Михаила.
— Что-о? — вытаращил глаза Стас.
— Что слышал. Мне интересно: они общались? Быть может, это дело семейное? И Василий что-то знает о сыне? Что-то такое, чего не знаем мы…