Святая Русь - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Балашов cтр.№ 233

1. Все жалованья поместьями будут делаемы исключительно шляхте, живущей на земле, где оказывается ваканция, и только с согласия соседней шляхты.

2. Коронные земли не должны отдаваться в управление иностранцам, а лишь полякам, рожденным в королевстве. Точно так же и староства должны даваться лишь шляхте. (Людовик часто наделял этою должностью мещан.) 3. За военную повинность шляхта будет вознаграждаться тем, что после заграничного похода король берет на себя все убытки шляхты, равно как и выкуп пленников из неволи. В войне на территории королевства король берет на себя лишь выкуп пленных и главнейшие убытки. Неприятельские пленные достаются на долю короля.

4. Кроме военной повинности, король получает от каждого шляхетского и духовного кмета два гроша с каждого лана.

5. Специальные королевские чиновники, судьи по уголовным делам и делам о кражах упраздняются. Остается только государственный шляхетский суд.

Одиннадцать лет назад, в Кошицах, король Людовик, обязавшись наделять земскими должностями лишь жителей Польши, не делал различий меж шляхтой и богатыми мещанами. Тогда же кровным полякам Людовик предоставлял в управление только двадцать три главных судебных округа. Остальные был волен давать пришельцам – кому захочет. И служба внутри границ была без вознаграждения. А Краковский договор давал вознаграждение служащим шляхтичам и внутри страны тоже. В Кошицах королю отдавалось два гроша королевщины с каждого лана [18] , а в Кракове – с каждого кмета (свободного крестьянина). Беднейшая «лапотная» шляхта совершенно освобождалась от податей. В Кошмцах обошли молчанием королевских судей, в Кракове постановили их убрать. В Кошице шляхта обязывалась восстанавливать королевские замки, в Кракове умолчали об этом, то есть сняли эту повинность со шляхты.

Итак, шляхта освободилась от податей, упрочила власть над народом и сохранила все должности. Право распоряжаться короной шляхта тоже сохранила за собой. Корону Ягайле дали без упоминания о родственниках-наследниках.

Было положено начало посольским сеймам. За королем остались только: суд над шляхтой, право войны и мира с иностранными государствами и владение коронными поместьями (но и сюда протягивала руки малопольская шляхта).

Дело шло, таким образом, к созданию шляхетской республики (как то и произошло впоследствии), и не здесь ли коренится последующее ослабление польского государства вплоть до разделов его в XVIII столетии?

Король, по Краковскому договору, почти что превращался в русского «кормленого» князя, коих приглашали к себе новгородцы и псковичи, заботливо оговаривая все ограничения власти «принятых» князей.

После прочтения акта перед магнатами и громадою шляхтичей в большом зале Вавельского замка – при кликах и здравицах, при обнажаемом оружии с возгласами «Клянемся!» – радостная толпа шляхтичей в расшитых жупанах, в праздничных кунтушах и дорогом, напоказ, оружии, заламывая шапки, изливалась по каменным ступеням во двор, где в руках стремянных уже ржали кони, роющие копытами снег. И Витовт, в простой одежде и потому незаметный, подслушал, стоя под лестницей, как рослый красавец Сендзивой из Шубина, славный тем, что на одном из турниров, выезжая раз за разом, побил всех немецких рыцарей-соперников, усмехаясь в пышные седые усы, выговорил с сытою усмешкой:

– Ну, за все это можно было сделать королем литовского простака!

Дружный поощрительный хохот шляхтичей был ему ответом.

Русичи, из которых никто толком не понимал, гости они тут или пленники, поспели в Краков как раз к коронации Владислава-Ягайлы, назначенной на воскресенье, четвертого марта.

В пути насмотрелись всякого. Непривычен был шипящий польский язык, с трудом понимаемый московитами, непривычны были бритые бороды, кунтуши и жупаны шляхтичей, непривычны гербы на воротах поместий, непривычно родство по гербу, к которому можно было, оказывается, приписаться людину совсем иного рода, хотя в шумных попойках и в щедром гостеприимстве поляки отнюдь не уступали русичам. Тратиться на снедь и ночлег от польского рубежа и до Кракова им почти не приходилось.

Княжич Василий совался всюду. Изумила виселица во дворе одного замка.

– И вешают?

– А коли заслужит хлоп… – неохотно процедил сквозь зубы сопровождавший русичей шляхтич. Помолчав и сплюнув, вопросил:

– У вас, штоль, не так?

– У нас татебный суд принадлежит князю! – твердо отверг Василий. – Покрал там – иное што – вотчинник судит, а убийство коли али казнить кого – в смерти и животе един князь волен!

– В Литве вон князь прикажет: вешайся, мол, и сами вешаются! – пан явно не хотел допустить никакого урона для Польши.

– Про Литву сами ведаем! – с легкою заносчивостью отозвался Василий и умолк. Достоинство не дозволяло ему, княжичу, спорить с простым польским паном, хотя и подумалось: у нас такое – мужики бы за колья взялись!

Где-то уже недалеко от польской столицы, вызвав новое неудовольствие сопровождавшего их пана со свитою, Василий влез в орущую толпу спорщиков, где уже брались за грудки, и, вертя головой, начал прошать, что да зачем.

Оказалось, перед ними творился суд солтыса, и сам солтыс, или войт, краснолицый, в расстегнутом жупане, завидя русичей и прознавши, что этот вот вьюноша – княжич, громким голосом начал совестить громадян и приводить в чувство едва не передравшихся понятых – лавников. Оказалось, разбиралась жалоба мещан Зубка, Гланки и Пупка с их приятелями Утробкою и Мацкою на обидчика-шляхтича. Мещане объявили его не шляхтичем, но тот привел на суд своих стрыйчичей, и теперь, в порванном кунтуше, – видно, пихали и рвали не шутейно, раз почти оторвали рукав! – осмелев, сам напирал на своих обвинителей. Установив порядок, указав рукою на дуб, под которым происходило судилище (как понял Василий, под этим дубом судить доводилось самому Казимиру Великому, почему и теперь, невзирая на снег и зимнюю пору, громада собралась именно здесь, а не где-то в хоромах, в тепле), и, еще раз помянув Деву Марию, солтыс дал слово защитникам шляхтича, и те единогласно заявили, целуя распятие: «Да поможет нам так Бог и святой его крест, как Николай наш брат и нашего герба».

Русичи переглянулись с некоторым недоумением. Вроде бы о самом деле, в чем провинился краснорожий шляхтич, и речи не было? И только потом сопровождавший московитов поляк растолковал им, что для шляхтича и смерда разный суд и разное наказание по суду, а потому и вознамерились мещане за свою обиду прежде всего отлучить обидчика от шляхетства, а оправданный солтысом шляхтич тем самым избавлен и от наказания, что показалось не очень справедливым деликатно промолчавшим русичам.

Впрочем, их тут же пригласили выпить в соседней корчме, где за кружками с пивом соперники, еще покричав и поспорив, в конце концов полезли обниматься, обнимать русичей, а затем грянули хором какую-то веселую застольную.