Их роман был стремительным, как поединок саблистов. Сшиблись на дорожке, мгновенно сократив дистанцию, только искры полетели! Тем не менее брачный контракт она заставила его подписать. Ибо привыкла по любому поводу составлять и подписывать контракты. Рощин же в те благословенные короткой страстью дни считал ее женщиной. Потом он над этим смеялся.
Валерия Станиславовна имела два неоценимых для Рощина достоинства: она редко бывала дома и умела замечательно обустраивать быт. Нанятые ею люди словно были созданы для такой работы, которую им приискивала Валерия Станиславовна. Повариха готовила так, что пальчики оближешь, садовник увлекался ландшафтным дизайном, шофер вылизывал хозяйкину машину и, казалось, не мог на нее надышаться, гувернантка любила детей Валерии Станиславовны, как своих собственных.
Да, у нее были дети. Двое, от двух предыдущих браков. Так что по числу браков Рощин и Валерия Станиславовна были равны. Причины разводов были разные. Рощин своих женщин бросал сам, мужья же от преуспевающей бизнес-леди сбегали. И Евгений Рощин не оказался исключением.
Как отреагировала на его третий брак Марго? Точно так же – устало.
Она спросила:
– Женя, тебе не надоело вновь и вновь пускаться на поиски счастья?
– С этой женщиной меня связывают узы гораздо более прочные, чем узы страсти, – с некоторым пафосом ответил Евгений Рощин.
Марго удивленно подняла брови:
– Да? И что же это за узы?
– Мы близкие по духу люди. Мне кажется, она меня понимает.
– Ах, вот оно что! Скажи, а чем же я тебя не устраиваю? Я тоже тебя понимаю. И что касается страсти…
Она лукаво улыбнулась. Да, да, да! Все эти годы Рощин менял жен, но любовница у него была только одна! Одна и та же. Между двумя женами и одновременно с ними. Редкое постоянство!
– Об этом я и хотел сказать, – промямлил он. – Понимаешь ли, Рита…
– Что, ты меня бросаешь? Давай-ка посчитаем, в который раз.
– Я боюсь, что на этот раз окончательно, – выговорил, наконец, он. – Продолжать отношения не имеет смысла. Наш роман себя исчерпал.
– Сколько тебе лет, Женя? – устало спросила она.
– Ты знаешь. Nous sommes de même age.
Эту французскую фразу она запомнила. «Мы ровесники», – часто повторял Рощин. То ли в укор ей, то ли в утешение.
– Да. Мы ровесники. И ты все еще ничего не понял?
– А что я должен был понять? – разозлился он.
– Ты всегда будешь возвращаться ко мне. Только я устала ждать. Понимаешь? Я устала. Уходи. И наконец уходи совсем.
Так он и сделал. В третий раз громко хлопнул дверью. Марго смеялась сквозь слезы. Уж она-то знала, чем все закончится! И не понимала, откуда такое упрямство. Все равно от судьбы не уйдешь.
Свадьба была пышной. Перекрывала все прочие его свадьбы. Был белый лимузин и ужин в шикарном ресторане на триста персон. Был свадебный номер в лучшем отеле Парижа. Неделя там, неделя на Канарских островах. Валерия Станиславовна не поскупилась. Ведь на бракосочетание пришли ее деловые партнеры. Значит, будут новые контракты, новые подряды. Невеста была в костюме цвета топленого молока, в прическе искусственные цветы, в ушах, на шее и пальцах настоящие бриллианты. Евгений Рощин чувствовал себя свадебным генералом, не женихом. Взгляд невесты красноречив. Смотрите все: я выхожу замуж за знаменитость! Еще подумают, что он продался! А он просто устал. Поначалу все шло хорошо. Его быт, наконец, был налажен. Как никогда в жизни. Все сияло и блестело, надраенный паркетный пол и посуда на кухне. Он мог не думать о том, кто заберет белье из прачечной, о болях в желудке, о котором теперь надо заботиться особо. Сказалась работа на уличных площадках и ужины далеко за полночь, где спиртное лилось рекой, а закуска была слишком уж обильной. Курить он так и не начал, что среди его коллег редкое исключение. А вот Валерия Станиславовна курила. Опять-таки, поначалу он не придал этому значения. Но когда жена подходила, чтобы поцеловать его, невольно вспоминал Сашеньку. Вторая жена тоже курила. А связанные с ней воспоминания были самыми неприятными в его жизни. И к горлу подступала тошнота. Мелочь, конечно. Подумаешь, жена курит. Увы! Есть чаша терпения, а есть яд, который в нее сочится. Рощин вдыхал ядовитые пары и поневоле начинал раздражаться. Было все. Все, что только возможно пожелать. Но он чувствовал глухую тоску. Показалось вдруг, что это сумерки. Все, конец. Это не что иное, как близкая смерть. Ибо человек живет своими желаниями. Из них и складывается желание жить. Когда слагаемые стремятся к нулю, к нему же стремится сумма.
А где-то внутри тлел огонек: Марго! Единственное желание было не удовлетворено. Жить с любимой женщиной. Страсть между ним и Валерией Станиславовной угасла быстро. А привязанность еще не наступила, ведь срок был слишком уж мал. Следовательно, и любовь не складывалась, ибо это тоже есть сумма. Чем больше слагаемых, тем она значительнее.
И еще Рощин понял: никогда он не сможет любить ее детей, как своих собственных. В отличие от гувернантки. Итог был таков: жена ставила свои интересы выше интересов семьи. Своих детей она к семье не относила. Она и Евгений Рощин были отдельно. Ее дети отдельно. В конце концов, он сам так поставил. В разговоре с мужем Валерия Станиславовна держала командный тон, в постели – позицию «сверху». Она предпочитала брать инициативу на себя. Рощин предпочитал ей в этом отказывать. Став поначалу местом ожесточенных боев, после нескольких лет совместной жизни спальня превратилась в кладбище. Где оба трупами валились на широченную супружескую кровать и мгновенно засыпали. Мертвецким сном. От усталости. Работа – лучшее лекарство от разочарований неудачного брака. Он уже понял – это не женщина. Странно, что она не лесбиянка. Его начали тяготить такие отношения. Ко всему прочему Валерия Станиславовна стала лезть и в его дела. Именно она предупредила:
– Женя, с такими людьми, как Петр Воловой, лучше не связываться. Это человек серьезный. Как только он поймет, что ты эксплуатируешь его дружеские чувства, тебе придется плохо. Остановись!
– Занимайся своими делами. Я понимаю, тебе нужен муж, живущий на содержании. Так проще. Но это буду не я.
В тот раз Валерия Станиславовна промолчала. Но разговор о разводе был уже неизбежен. Рощин хотел свободы. И он снова сошелся с Марго. Тлевший в душе огонек получил новую пищу. И вспыхнул костер. И разгорелся с новой силой. Валерия Станиславовна предупредила:
– Женя, я тебя разорю. Не потому, что я тебя ненавижу. Отнюдь. Я испытываю к тебе симпатию, которую ты не захотел обыграть как любовь. Я тебя разорю, потому что не могу поступить иначе. У меня есть определенная репутация, которой я дорожу. Мои партнеры знают, что в данной ситуации я могу поступить только так, а не иначе. Не накажу тебя – потеряю лицо. Так что прости, но…
Рощин расхохотался: – Не верю! Je ne peux pas у croire!
А зря. Валерия Станиславовна относилась к новому типу людей. Русских, попавших в нерусские обстоятельства. Ибо родились и выросли они в одной системе, получили ее образование, а жить пришлось в другой. Их характер странным образом трансформировался. Широкая душа захлопнулась, словно створки раковины. Все русское осталось там, внутри. Для внутрисемейного употребления. Как только Рощин перестал быть ее семьей, он уперся в захлопнутые створки.