Наконец, на четвертом Алексею повезло, трубку взяла женщина:
— Алло, вас слушают.
— Это квартира Глебовых?
— Да, что вы хотели?
— Можно пригласить к телефону Бориса Аркадьевича?
— Он на работе. Что-нибудь передать?
— Вам звонит следователь Московского уголовного розыска Алексей Алексеевич Леонидов. Я расследую дело об убийстве хозяина фирмы «Алексер», где до недавнего времени работал Борис Аркадьевич, хотел бы задать ему несколько вопросов. Когда его можно застать?
— После семи часов вечера каждый день.
— Если я сегодня зайду, это нормально?
— Да, пожалуйста. .
— До свидания. — Леонидов положил трубку и поставил жирную птичку напротив фамилии Глебова. — «Зайду, пожалуй, сегодня, как говорится, на сон грядущий», — подумал он и набрал следующий по списку номер. Как и следовало ожидать, трубку никто не взял.
С шестым телефоном повезло больше: трубку взяла раздраженная немолодая женщина.
— Здравствуйте, — Леонидов постарался быть предельно вежливым, — Иванова Николая Петровича могу я услышать?
— А что случилось? Я его мама, — подозрительно сообщила женщина.
— Хотелось бы задать несколько вопросов, касающихся его бывшей работы.
— А кто вы? — не сдавалась женщина, не подпуская к телефону любимое дитя.
— Из уголовного розыска, — грозно заявил Алексей. Женщина сдалась и кликнула драгоценное чадо, но по недвусмысленному звуку он догадался, что мадам Иванова приникла к параллельному аппарату.
У Николая Петровича голос был совсем юным:
— Здравствуйте, я Коля Иванов.
— Очень приятно, Коля. Капитан Леонидов Алексей Алексеевич с тобой общается. Не слышали вы, случайно, об убийстве своего бывшего шефа, владельца магазина «Алексер» Серебрякова?
— Да, по телевизору передавали.
— Ведется следствие, нужно уточнить некоторые сведения у сотрудников фирмы. В том числе и бывших. Не можете нам помочь?
— А как?
— Зайдите завтра ко мне, если время найдется.
— Завтра мы с Ванькой вечером фуру разгружаем, если только утром могу зайти.
— А Ванька — это, случайно, не Иван Харламов, ваш бывший коллега по продаже утюгов и пылесосов?
— Что? Да, в «Алексере» мы вместе работали, а потом нас вместе и выперли. Сейчас мы с Ванькой на складах грузчиками подрабатываем.
— Значит, вместе и зайдите. Хорошо?
— Во сколько?
— Часикам к двенадцати я вас буду ждать. Договорились, Николай Петрович?
— Да, договорились.
— Ну, тогда до свидания. Маме привет, — не удержался Леонидов. Чего он не любил, так чересчур бдительных мамаш, опекающих единственное чадо до седых волос.
Перспектива допрашивать только-только достигших совершеннолетия пацанов его прельщала мало, но выхода не было: чем быстрее он покончит со списком, тем быстрее двинется дальше. А потом, кто знает, истина всегда прячется в самом неожиданном месте. Если эти юные Монте-Кристо затаили зло на бывшего шефа, то вполне могли сотворить подобную пакость. В юности чувство несправедливости особенно остро.
Леонидов вздохнул и опять принялся рисовать непонятные полугеометрические фигуры на клочке бумаги. Фортуна явно повернулась к нему тыльной стороной своего несговорчивого тела и недвусмысленно показывала пятую точку опоры. В поисках хоть небольшого светлого пятна Алексей пристально вглядывался в прошлое и будущее, но натыкался только на полумрак. И тогда его одолела жуткая лень, обычно имеющая привычку переходить в депрессию, если не удавить в зародыше гнусные мысли о никчемности бытия.
Леонидов вздохнул и пошел ставить чайник, чтобы заглотить немного бодрящего напитка, вливающего в жилы успокоение и оптимизм.
«Нет, пока есть на свете чашечка горячего кофе, Жить еще стоит, — решил он. — Вот и я сейчас сижу, чувствую, как пахнет кофе, и ситуация уже не кажется такой мрачной». Тут Леонидов вспомнил синие глаза Александры Завьяловой, и ему стало совсем уж хорошо. А на улице погода опять поворачивала в сторону лета, решив порадовать людей последним и оттого особенно сладким теплом.
Около шести часов вечера капитан Леонидов собрал бумаги, сдал табельное оружие и, выйдя на свежий воздух, почувствовал, что готов к свершению новых ратных подвигов. Он не спеша поехал в столь милый сердцу район «Сокола», где проживал незнакомый еще ему господин Глебов.
Солнце слегка изменило хмурый облик столицы. И люди казались уже не такими мрачными, и к ценам народ слегка уже начал привыкать, и некоторые магазины осторожно, с опасочкой, но начинали снимать зловещие таблички, отказывающие населению в покупке товаров. Уличные продавцы выглядывали из своих палаток, как улитки из раковин: мол, пока еще торгуем, но в любой момент можем быстренько все свернуть. Но торговлишка шла, народ покупал нужные мелкие вещички, охотно расставаясь с легчающими прямо на глазах рублями.
Дверь в квартиру Глебовых Алексею открыла молодая женщина с усталым лицом. Из-за ее спины выглядывал взъерошенный светленький мальчик лет шести.
— Здравствуйте. Борис Аркадьевич дома?
— Это вы сегодня звонили? — узнала Леонидова по голосу женщина. — Проходите, пожалуйста. Боря, к тебе, следователь.
Невысокий полнеющий мужчина в провисших на коленках дешевых тренировочных штанах появился в проеме кухни, что-то вяло дожевывая. Леонидов смущенно уставился на его заметно облысевшее темя, испытывая неловкость за собственную шевелюру. Алексей не любил иметь преимущества во внешности перед людьми, от которых ему что-то было нужно. Опустившийся Глебов вызывал у него только сострадание и потерю интуиции, потому что в душе начала поселяться вселенская жалость ко всем людям, несправедливо лишенным каких-то благ.
— Вы по делу? — наконец выдавил из себя Глебов.
— Да. Леонидов Алексей Алексеевич, сотрудник милиции. Вот удостоверение, ознакомьтесь.
Глебов неуверенно покрутил в руках кусочек картона, даже не пытаясь вникнуть в написанный текст.
— А чем я могу… — Он даже не утруждался договаривать до конца начатые фразы.
— Видите ли, вы работали до середины августа в магазине «Алексер», менеджером по продажам, если я не ошибаюсь. Об убийстве бывшего шефа наслышаны, конечно.
— Да, Миша мне звонил.
— Миша — это ваш уволенный коллега Михаил Коваленко? Вы поддерживаете с ним отношения?
— Он поддерживает, — отмахнулся Глебов.
— Может, пройдем все-таки в комнату,'Борис Аркадьевич. — Леонидов уже почти пожалел, что пришел.
— Да, да, конечно, проходите.
Они прошли в единственную комнату, которая служила одновременно гостиной, спальней, детской, кладовой и еще бог знает чем для этой семьи. Жена Глебова схватила за руку большеглазого любопытного мальчишку: