— Эксперт по вопросам преступности, — сообщил Дронго. — Не пугайтесь, я случайно оказался именно в вашем вагоне.
— Вы за ними следили? — упавшим голосом уточнил слишком сообразительный проводник. — И за мной тоже?
— Успокойтесь, — посоветовал Дронго, — не нужно так нервничать. Никто за вами не следил. Произошло несчастье, к которому лично вы не имеете никакого отношения, за ислючением того несправедливого обстоятельства, что произошло оно именно в вашем вагоне и во время вашего дежурства. Кстати, где был ваш напарник?
Сергей молчал.
— Я не следователь, — напомнил Дронго, — и пришел сюда только для того, чтобы узнать истину и помочь вам быстрее вернуться в свою бригаду. Поезд отходит из Берлина уже через три с половиной часа.
— Его не было в вагоне, — сокрушенно выдохнул Сергей.
— А где он был?
— К Зое ходил, через два вагона. Там проводница есть одна. В общем, у них давно роман. У нее сменщик дежурил, вот они в купе и прошли. Теперь поняли?
— Вполне. Значит, вы были один на весь вагон. И вполне вероятно, что даже задремали.
— Я не спал, — встрепенулся Сергей.
— Если вы не услышали, то повторю для вас: возможно, вы задремали. Не заснули, а просто легли на полку. И ничего не слышали.
— Так я действительно ничего не слышал, пока эти двое придурков не пришли и не стали стучаться.
— И вы открыли им дверь в купе.
— Верно. Но вы же все сами знаете.
— А двери в вагон разве не были закрыты?
— Были. У Паши, моего напарника, есть ключ. Но двери были открыты, когда эти двое появились у нас в вагоне. Я подумал, что Пашка забыл закрыть.
— Ваш любвеобильный напарник невольно помог убийцам бесшумно расправиться с пассажиром. Но благодаря тому, что вы заснули, а он ушел в соседний вагон, вам удалось остаться в живых сегодня ночью. Вот такая забавная арифметика. Два минус два остается два, а не ноль, как могло бы быть при иных обстоятельствах.
— Что вам нужно? — испуганно спросил Сергей.
— Ничего. Когда они на вас вышли?
— Примерно три или четыре дня назад. Позвонили и предложили спуститься вниз. Я как раз был дома. Я спустился, подошел какой-то мужчина и с кавказским акцентом сказал мне, что во вторник в нашем вагоне поедет очень важный человек со своей женщиной. Мне нужно помогать им и не мешать. А еще помогать людям, которые будут их охранять. Я согласился и получил тысячу долларов. Двадцать купюр по пятьдесят долларов, будь они прокляты. Вот, собственно, и все.
— Понятно. Я думаю, что вас и вашего напарника Пашу скоро отпустят. Я просил следователя не фиксировать факт вашего, так сказать, морального падения, поэтому в Москве не узнают о том, как быстро вас подкупили. Хотя с юридической стороны это не взятка. Вам ведь давали деньги не как должностному лицу за возможные нарушения, а в знак благодарности, как человеку, который будет опекать их друга. Если вас будут судить, можете выстраивать именно такую линию защиты.
— Не нужно так говорить, — судорожно вздохнул Сергей.
— До свидания, — поднялся Дронго, — и не беспокойтесь. Скоро вас отпустят.
Он вернулся в кабинет комиссара.
— Все слышали? — спросил он Реннера.
— Я не понимаю по-русски, — отрезал тот.
— Я не спросил, поняли вы или нет. Я спросил — слышали вы или нет? А возможно, и видели.
— Да, мне перевели ваш содержательный разговор.
— Прекрасно. В таком случае можете отпускать обоих проводников. Оформляйте их показания и отпускайте обоих. Я думаю, что они вам больше не понадобятся.
— Еще неизвестно, где был его напарник, — возразил комиссар, — нам нужно все проверить.
— Я уже вам сказал, что мы имеем дело с очень серьезными преступниками. Если бы его напарник хоть каким-то боком был причастен к этим убийствам, его бы сегодня ночью обязательно убрали бы. Это не тот случай, когда убийцы могут проявить милосердие или сострадание. Неужели вы так ничего и не поняли?
— Что вам еще от меня нужно? — устало спросил комиссар. — Я и так сделал все, о чем вы меня просили.
— Можно я поговорю с пассажирами из нашего вагона? С Гаврилко и с Лакшиной.
— Их мы тоже скоро отпустим, — сообщил комиссар, — они уже закончили писать свои показания.
— А вот здесь я бы не торопился, — возразил Дронго. — Дело в том, что свой билет в этот вагон я купил неделю назад. И тогда это было последнее пустое купе. Значит, все остальные места были куплены заранее. За несколько дней до отправления этого рейса люди Георгия Цверавы нашли проводника и заплатили ему деньги, чтобы тот присматривал за их боссом. Значит, они уже знали, каким поездом и с кем поедет их шеф. Отсюда следует вывод, что и соперники, готовившие убийство, могли об этом узнать. А значит, два других пассажира, которые сейчас находятся в вашем управлении, тоже могли узнать об этом заранее, тем более что они взяли билеты еще раньше меня.
— За вашей логикой трудно уследить, — признался комиссар Реннер, — но здесь я с вами соглашусь. Будем считать, что они понадобятся нам еще хотя бы на сутки. Но я не могу их арестовать или задержать без весомых причин.
— Среди них может оказаться координатор двойного убийства, — заметил Дронго.
— И даже в этом случае я ничего не могу сделать. У меня нет никаких оснований для их задержания. А рассуждения, пусть даже и высокопрофессионального эксперта, я не могу предъявить в качестве доказательств.
— В таком случае нужно сделать так, чтобы они сами согласились задержаться в Берлине еще на сутки, — предложил Дронго.
— Попытайтесь, — согласился комиссар, — но в этом случае наша полиция не имеет никакого отношения к вашей авантюре. Договорились?
— Вполне. Где сейчас находится герр Гаврилко?
— Одиннадцатый кабинет, с правой стороны. Лакшина в девятнадцатом, чуть дальше.
— Прекрасно. Сейчас что-нибудь придумаю.
Дронго быстро вышел из кабинета комиссара в коридор, где находились комнаты для допросов свидетелей и подозреваемых. В одиннадцатом кабинете за столом, наклонив голову, что-то писал Гаврилко. У него был мелкий почерк, с наклоном налево, что свидетельствовало об упрямстве и мстительности, заложенных в его характере. Услышав звук открываемой двери, он поднял голову, тут же опустил ее и автоматически пробормотал:
— Добрый день.
— Здравствуйте. — Дронго присел напротив.
Гаврилко закончил писать.
— Что вам нужно? — спросил он. — Кажется, вы тоже пассажир из нашего вагона. Вас тоже арестовали?
— Нет. Меня никто не арестовывал. Но и вас никто не арестовывал. Вы можете даже ничего не писать. Просто выбросить ручку, убрать бумагу и, поднявшись, уйти отсюда.