Наска со страхом и любовью смотрела на супруга. Вот он, ее дорогой Киурели, одет по-господски, сбрил бороду, обут в роскошные ботинки. Однако Киурели не подал руки, а пригласил сесть. Затем второй мужчина, здоровенный чернобородый монах, взял кота. Спросили имя.
Майор Ремес предположил, что это наверняка та пропавшая саамка. Надо же, подумал он, она еще жива. Вот ведь чудо чудное!
– Киурели... Это же я, Наска, что ты ерунду спрашиваешь? Где дети?
Мужчины видели, что старуха не в себе. Ей было холодно, она вся дрожала и несла невесть что. Майор Ремес осторожно поднял ее на руки и отнес на свою кровать. Он снял со старухи верхнюю одежду и укрыл это крохотное существо теплыми пледами. Затем он погасил ночничок и отправился на кухню греть мясной бульон. Ойва Юнтунен искал градусник в аптечке. Он сунул его старушке под мышку. Ну и морщинистое же место. Через несколько минут Ремес предложил Наске мясного бульона. Время от времени смотрели на градусник: он показывал тридцать пять и девять. Температура угрожающе падала. Ойва Юнтунен принялся растирать старуху, чтобы ее замедленное кровообращение восстановилось. Старуха похихикивала, как будто стыдилась, что ее так тискали.
– Киурели, да не надо здесь-то, да и монах вон видит...
"Монах" Ремес напоил старуху мясным бульоном. Ох и вкусный же он был. Согревшись изнутри и разогрев застывшую кровь, Наска настолько пришла в себя, что снова вспомнила о своем коте. Она попросила, чтобы и тому тоже дали поесть. Ремес дал коту мясного бульона. Вылакав целое блюдце бульона, Ермак запрыгнул на кровать и улегся в ногах у старухи. Вновь после долгого кошмара ему стало так хорошо, что Ермак начал по-домашнему мурлыкать.
Когда старуха была накормлена и согрелась от растирания, она успокоилась и уснула. Майор Ремес постелил себе на полу и погасил свет. В темноте Ойва Юнтунен сказал майору, чтобы тот назавтра отвез старуху в Пулью.
В ответ майор проворчал, что ему всегда доставались самые неприятные задания. Не мог бы Ойва Юнтунен и сам иногда сделать что-нибудь?
– Разве ты не помнишь, что я вне закона? Я не могу появиться на людях, да еще с какой-то старухой. Тебе придется отвезти ее к дороге, за это тебе зарплату платят.
С кровати доносилось слабое похрапывание Наски. Если прислушаться, то время от времени различалось мурлыканье кота. На улице, за толстыми бревнами, выла первая за зиму снежная буря. И лишь одно существо в ту ночь не сидело на месте. Пятисотка обнюхивал покрытые снегом следы во дворе барака в Куопсуваре. Он выпустил струю на следы немецких овчарок: волков лисенок не боялся. Однако во дворе и на лестнице были и другие подозрительные запахи. От солдатских сапог на снегу во дворе остался жир для смазки, от обуви Наски до ноздрей лисенка доносился запах Кольского полуострова, однако самым неожиданным был сильный запах Ермака. Это еще что, черт побери! Лисенок долго обнюхивал следы кота. Он напряженно думал, что за существо могло оставить такой странный запах, потому как он никогда не видел котов. Пятисотку это страшно заело.
Глава 4
Ночь вернула в маленькую голову Наски Мошникофф разум. Утром старуха тотчас же убедилась, что спала не в гостевой комнате монастыря, а скорее в современном отеле. Стены были красиво отделаны панелями, на полу лежали толстые ковры, стояла прекрасная мебель. И не потерявшийся Киурели лежал на соседней кровати, а какой-то неизвестный молодой человек, безусловно лицом смахивавший на Киурели. На полу храпел неопрятный мужичище, хоть и с густой бородой, но совсем не похожий на монаха. Странные мужики. Только развалившийся в ногах кот был знаком. Это же ее собственный Ермак там себя вылизывал, и как только заметил, что хозяйка проснулась, начал мурлыкать, показывая тем самым, что уже изголодался.
Наска поднялась с постели, боясь разбудить мужчин. Она прокралась в сумерках на кухню. Кухня была большая и аккуратная. Неужто она все-таки попала в дом престарелых? На краю плиты стояла электроплитка, и на полках, похоже, было полно всяких-превсяких продуктов. Наска решила сварить утренний кофе и сделать несколько бутербродов. Она подумала, что, проснувшись, мужчины в любом случае потребовали бы завтрак. Мужики они такие, если им удалось заполучить в дом женщину.
Когда завтрак был готов, Наска разбудила мужчин. Без слов Ойва Юнтунен и майор Ремес сели за накрытый стол. Приготовленный старухой саамкой кофе был хорош, что им и пришлось признать. Наска тихо напевала про себя, будто дома. Она подносила к столу разные бутерброды и уговаривала попробовать.
– Я могла бы испечь свежего хлеба, если печку истопите, – не унималась Наска.
Мужчины молча уплетали завтрак. Разговор никак не клеился. Однако разобраться со старухой все-таки нужно было. Начал Ремес:
– А кто же такая, собственно, госпожа будет? Я к тому спрашиваю, что так далеко в глушь женщины обычно не заглядывают.
– Так я же Наска! Наска Мошникофф, пару дней тому назад мне исполнилось девяносто лет, с того-то и заварилась вся каша. Пришли господа из муниципального управления, силком посадили в машину и утащили из дому. Я от них сбежала, но разыгралась непогода, и мне пришлось сесть в один автобус...
Последний эпизод Наска рассказала быстро и бодро. Ей нравилось беседовать после стольких часов молчания. Эти мужчины не представители власти, им Наска доверяла. У одного из них были, конечно, две золотистые звездочки на воротничке, однако вряд ли он военный. Больше похож на разбойника. Наска спросила, на чей же это дом она набрела. Мужчины назвались простыми старателями. Они сказали, что зазимовали здесь, в Куопсуваре, ради собственного удовольствия. Ранней осенью, по их словам, им удалось намыть немного золота. Как это Наске удалось пройти пешком из Пулью сюда, до Куопсувары? Да еще остаться в живых?!
– Ой-ой-ой, когда-то я могла пройти хоть сто километров за день! Однако на этот раз чуть было не замерзла насмерть.
– Вас искали уже с помощью армии, – проговорил Ойва Юнтунен. Наска вздрогнула, когда речь зашла о солдатах. Чашка с кофе задрожала в слабой, со вздутыми венами руке. Мужчин удивила реакция Наски. Солдат-то чего бояться?
После завтрака майор Ремес отправился в дровяник, где принялся приводить в порядок старые лесопунктовские сани для подвозки воды. Он приколотил копылья покрепче к полозьям, потому как за многие годы они разошлись в соединениях. Затем он принес из барака пледы, которые расстелил на дне саней. Майор не хотел брать на себя ответственность в том случае, если старуха замерзнет или заболеет. Мороз по мере стихания метели крепчал. Какое-то время майор раздумывал, положить ли в сани картонную коробку для кота, однако решил, что пусть старуха держит своего питомца на руках, да и кот не так легко сможет удрать.
Наска Мошникофф наблюдала из окна за действиями майора. Она спросила у Ойвы Юнтунена, куда тот собирается. На рыбалку, что ли?
– Я подумал, что раз у нас нет снегохода, то приятель сам отвезет вас на санях до жилья. В санях удобно сидеть, тем более что тянуть будет такой здоровый мужик. Он лучше, чем ездовой олень.