Добежав до места, бегун резко затормозил, оставив в щебенке глубокий след. Пошел за дом взять велосипед. Стоит, голубчик!
Эрвинен, сидя перед камином, потягивая спирт и думал о Хуттунене. Ему было неприятно сознавать, что он уронил достоинство в глазах деревенского мужика. Может, мельник издевался из добрых побуждений? Может, у бедняги просто такое странное чувство юмора с очень странными проявлениями? Доктор никогда не должен терять самообладание перед пациентом. Везет ветеринарам! Они в таких случаях могут запросто объявить, что у животного бешенство, и приказать усыпить. Хозяин последует совету и зарежет корову или лошадь, и подобный представитель животного мира больше не доставит врачу хлопот.
Эрвинен мечтательно прикрыл глаза, но тут же испуганно открыл, услышав во дворе громкий треск. Он сразу узнал голос мельника. Схватил со стены ружье, перетянул пиджак ремнем и пулей ринулся на улицу.
За домом он чуть не налетел на мельника, который нес на плече велосипед и явно был не в себе: глаза стеклянные, изо рта пена, движения резкие, напряженные.
— Ты что, безумец, все таблетки проглотил? — закричал Эрвинен, но мельник его не видел и не слышал. — Иди сейчас же спать, черт тебя дери!
Мельник оттолкнул вооруженного доктора, сел на велосипед. Эрвинен обеими руками вцепился в заднее колесо, ружье упало. Хуттунен уже набрал скорость — он даже не почувствовал доктора. Метров двадцать Эрвинен бежал за велосипедом, пока ему не пришлось остановиться: тапочки слетели, а босиком кому захочется тормозить бешеного велосипедиста, да еще и на щебенке.
Мельник оглашал криками березовую аллею. И ни одного осмысленного слова в его криках врач разобрать не мог.
Ревя и пыхтя, Хуттунен на всех парах мчался по деревне, заезжал в каждый дом, будил жильцов, приветствовал их, разговаривал, пел, выл, хлопал дверьми и пинал стены, Вся округа дрожала от его бурного веселья. Собаки рвались с цепей, женщины причитали, а пастор молился.
Жители позвонили приставу Яатиле, чтобы тот как официальное лицо пришел и успокоил мельника, но в тот самый момент к нему во двор въехал Хуттунен, подбежал к дому и ударом ноги открыл дверь. Яатила бесстрашно выступил навстречу гостю.
Хуттунен попросил воды — во рту пересохло. Но воды незваному гостю пристав не принес, вместо этого достал из кладовки дубинку, огрел мельника по голове, так что у того искры из глаз посыпались.
Мельник выбежал во двор и продолжил путь.
Пристав позвонил полицейскому Портимо, но тот уже был в курсе:
— Телефон звонит уже два часа без передыха. Говорят, с Хуттуненом припадок.
— В наручники его и в кутузку! Слишком долго вся деревня страдала от его выходок.
Полицейский Портимо натянул резиновые сапоги, взял пистолет, наручники, веревку и отправился разыскивать мельника. Ему было страшно, мельник был явно не в настроении. Такие приказы старому полицейскому были не по душе.
Господи, прошу, пусть он утихомирится. Всем нам от этого будет лучше, думал Портимо.
Полицейский без труда выяснил, где находится преступник, — летние ночи короткие. У Сипонена во дворе стоял шум и гам. Мельник уже и до них добрался. Похоже, мельника голыми руками не возьмешь.
Вокруг Хуттунена суетились самые активные жители деревни: продавец Тервола, учитель Коровинен, пастор с женой, кто-то еще, сам Сипонен и его работник Лаунола. Собака Сипонена вертелась между ногами, стараясь ухватить Хуттунена за штаны — ее же натаскивали на медведя. Председатель огородного кружка, стоя в ночной сорочке, с ужасом следила за происходящим, молилась и причитала. Злая и любопытная жена Сипонена, позабыв про неизлечимую болезнь, соскочила с кровати, пробралась к окну посмотреть, как народ травит сумасшедшего мельника.
Мужикам удалось кулаками и пинками привести мельника в себя, и когда Портимо подоспел к месту событий, у него вырвали из рук дубинку и надавали преступнику так, что он скорчился от боли.
Из последних сил Хуттунен извернулся, схватил Лаунолу за щиколотку и укусил. В истошном крике потонули шум и гам собравшихся.
Численное превосходство противника и нервное истощение вынудили мельника сдаться. Портимо надел на него наручники, учитель с продавцом связали несчастного, пастор уселся ему на голову и слез только тогда, когда услышал, что приехала повозка. Хуттунен извернулся и укусил пастора за зад, но тот даже не почувствовал.
Сипонен залез в повозку и повез драгоценный груз в полицию.
У кладбища дорогу преградил Эрвинен.
С ружьем в руках он закричал:
— Стой! Я должен осмотреть больного!
Эрвинен заглянул связанному мельнику в глаза и тут же на месте поставил диагноз:
— Сумасшедший, точно сумасшедший.
Хуттунен уставился на доктора безумным взглядом, не узнал, но кричать перестал.
Эрвинен нашел в кармане мельника пузырек с таблетками, быстро сунул себе в карман, вытер пену, которая шла изо рта безумного мельника, и объявил:
— В камере держите его связанным. Утром напишу ему направление в Оулу.
Сипонен стеганул коня и поскакал к зданию полиции. Эрвинен заметил, как полицейский Портимо вытер лоб задержанного собственным платком.
Дома Эрвинен высыпал песок из тапочек, повесил ружье на стену. Пузырек с таблетками убрал обратно в шкаф. Увидев, как мало в нем осталось, удрученно покачал головой. Глотнул медицинского спирта прямо из горла и как был, в тапочках, завалился спать.
Жена Сипонена приготовила кофе Терволе, учителю и пастору, который гладил сурового пса. Неожиданно вспомнив про свою неизлечимую болезнь, она победно ударила себя в грудь и упала на пол, чтобы как можно скорее ее, больную, вернули обратно на кровать. Там она еще долго жаловалась на страшные увечья, из-за которых она навсегда теперь прикована к постели.
Роза Яблонен всю ночь не сомкнула глаз. Она переживала за своего Гуннара, которого по непонятному велению судьбы у нее отобрали. Печаль одинокой женщины в одинокой комнате превратилась в любовь и безутешное горе.
Хуттунен заснул в камере как был, связанный. Только на следующий день он пришел в себя на заднем сиденье автомобиля. Рядом сидел полицейский Портимо.
Мягко, почти извиняясь, он сказал мельнику:
— Подъезжаем к Симо, Гуннар.
глава 12
Больница для душевнобольных — огромное здание из красного кирпича, больше походило на казарму или тюрьму.
Полицейский Портимо осмотрел здание и пробормотал:
— Не нравится мне это место… Ты, Гунни, не сердись на меня. Я не виноват, работа у меня такая. Была б моя воля, я б тебя отпустил.
Хуттунена зарегистрировали и выдали больничную одежду: старую пижаму, тапочки и носки. Пижамные штаны оказались ему коротки, рукава тоже. Пояс не дали. Деньги и остальное имущество конфисковали.