– Ну, насчет будущего Александры можете не волноваться, – криво усмехнулась Алиса. – Она уже мертва! Утонула в реке. Так что у меня, не скрою, один лишь шкурный интерес: как бы мне не последовать за ней на тот свет! Как обычно, с разницей в один-два дня… Так что давайте выясним, что обещает мне ваш прогноз.
– И что же ты ей напророчила? – с острым интересом спросила я Веронику, которая прервала рассказ на самом интересном месте, чтобы закурить.
– Я ничего не пророчу! Я тебе не Сивилла какая-нибудь! Я простая русская ведьма, говоря современным языком – специалист широкого эзотерического профиля!
Простая русская ведьма протестующе потрясла мелированными космами и выпустила в потолок сизый бублик табачного дыма.
– Я погадала Алисе на картах, на бобах и на кофейной гуще. Выдала ей, как обычно, компьютерную распечатку прогноза. Все говорило за то, что ее и впрямь ждут большие неприятности.
– Насколько большие?
Вероника картинно потерла лоб:
– Если брать в диапазоне от сломанного каблука до свернутой шеи, то, пожалуй, ближе ко второму!
Я вытаращила глаза.
«Сдается мне, ты сильно недооценивала эзотерическую диагностику!» – с укором заметил мой внутренний голос.
Я перевела дух и собралась с силами, чтобы продолжить познавательную беседу, но тут в филенку двери кто-то застенчиво поскребся, а электрический звонок под притолокой зловеще ухнул филином.
– Извини, Инка, мне надо народ принимать! – подхватилась работящая ведьма.
Она живо подпалила на свечке пучок травы и помахала в воздухе тлеющим веничком, истребляя запах табачного дыма. Завоняло чем-то едким и одновременно сладким.
Я чихнула и встала с дивана, уступая место на русалочьем хвосте следующему клиенту – юной девице, с головы до ног упакованной в черное. Ногти и губы у нее были темно-фиолетовые, а лицо мертвенно-бледное, так что жирно нарисованные черным брови и глаза выглядели как направляющие линии на детской раскраске. Картину довершали тяжелые серебряные перстни с чернеными жуками вместо цветных камней и шейное украшение в виде змеи, глубоко заглотившей собственный хвост. При взгляде на давящуюся своим хвостом рептилию я почувствовала рвотный рефлекс и поспешила оставить Веронику наедине с клиенткой, которая из них двоих гораздо больше походила на ведьму, а еще больше на большого таракана.
«Может, она к Веронике по обмену опытом», – пробормотал мой внутренний голос, думая о чем-то другом.
А я подумала, что почти созрела для обмена информацией с официальным следствием, и поехала домой, по дороге вызвонив Дениса и уговорив его приехать к нам на обед.
2
Клава Пятакова не была женщиной большого ума, но дурой себя не считала. Пятаковым вообще не свойственно было истязаться самокритикой: цепкое крестьянское семейство больше заботили реальные проблемы. Чем прокормиться, куда прибиться, где найти покровителя и как отработать благодеяния… Клава, уехавшая из отчего дома в большой город сразу после окончания школы, самостоятельно решала эти вопросы по мере их возникновения.
В восемнадцать лет Клава была красавицей с аппетитной фигурой, пышными волосами, многообещающим взглядом и коварной улыбкой. К двадцати трем годам она сняла все ограничения с обещаний, расточаемых улыбкой и взглядом, однако и фигура Клавы к этому моменту подрасплылась. По привычке она еще носила короткие юбки и обтягивающие кофточки, надеясь пленить все более выразительными формами потенциального мужа, но под выпирающей грудью уже круглился животик, бедра отяжелели, и мощные ягодицы вот-вот могли потребовать такой же поддержки, как выдающийся бюст.
Мужчинам с плебейским вкусом Клава все еще нравилась, но исповедуемый ими стиль общения предполагал фривольные шлепки по заднице и комплименты с использованием сочных матерных слов. А Клаве хотелось совсем другого. В своих мечтах она парила над зеленой лужайкой перед переносным алтарем в белоснежном платье с кринолином и кружевной фате, дразня невестиным букетом незамужних барышень в задних рядах торжественной церемонии.
Клаве страстно и неудержимо хотелось замуж! За четыре года она сполна вкусила сомнительных радостей эпизодического сожительства с пожилым женатым мужчиной, который великодушно избавил бедную студентку от голода и холода, а себя – от затяжной сексуальной бескормицы.
Поначалу казавшаяся перспективной, эта связь не увенчалась законным браком. Умудренный большим жизненным опытом, любовник интуитивно понял, что совместная жизнь с Клавой будет для него не более комфортной, чем запущенная форма чесотки, и предпочел остаться со своей немолодой, но приятной супругой. Тогда Клава пошла ва-банк и предложила любимому родить ему ребенка. Любимый, которому взрослые дети успели уже родить внуков, ответил на Клавино любезное предложение категорическим отказом, не сумев в полной мере скрыть ужаса перед подобной перспективой. Тогда Клава высказала малодушному любимому все, что у нее накопилось, и решительно переключила тумблер, вмонтированный в ее сердце, с положения «Люблю» на отметку «Ненавижу».
Мужа надо было искать и завоевывать заново. Клава не ленилась, но ей не везло. Пленившийся ею редактор «желтой» газеты Флисов очень хотел с Клавой спать, но при этом вовсе не собирался расставаться с женой и еще двумя любовницами, о существовании которых Клава так и не узнала. Многообещающе неженатый чиновник Упыревич поглядывал на Клавино декольте острым взором голодного волка, но при слове «брак» его взгляд делался рассеянным, как свет луны, занавешенной тучами. А малооплачиваемый инженер-проектировщик Суднов не возражал против женитьбы в принципе, однако фактически не готов был принять на содержание не только целую семью, но даже одну Клавдию.
В этой ситуации настоящим подарком судьбы для Клавы мог стать залетный столичный гость Леонтий Голяков. Жена у него имелась, но, по меркам Клавы, старая, нуждающаяся в срочной замене, как стоптанные сапоги, не способные выполнять свои основные функции.
Леонтий, с которым Клава познакомилась на фуршете, выглядел человеком, остро нуждающимся в женской ласке, и Клава готова была с лихвой вознаградить его за предполагаемое воздержание. Однако у нее не было полной уверенности в том, что немолодой и сильно нетрезвый Голяков в решающий момент окажется в состоянии принять царское вознаграждение пышной женской натурой.
Дабы поддержать своего избранника морально и особенно физически, Клава применила спецсредство, неоднократно и с неизменным успехом опробованное на жеребцах племенного завода. Соответствующие таблетки свободно продавались в сельских ветеринарных аптеках, о чем прекрасно знали станичники и вовсе не ведали горожане, разоряющиеся на «Виагру». Деревенская тетушка Клавдии охотно купила пару флакончиков спецсредства для засидевшейся в девках племяшки.
Пастилка, ловко раздавленная в порошок, бесследно смешалась с тягучим соком красной икры. Подопытный Леонтий Голяков благополучно проглотил угощение…
И снова Клавдию постигла досаднейшая неудача! Нежный организм столичного гостя – опытная деревенская тетушка предупреждала племяшку о такой возможности – отреагировал на препарат совершенно неправильно, и бедолага Голяков оказался не в Клавиной постели, а на больничной койке.