– Это значит «уходить», – шепнула Вике Настя. – Тоже синонимы!
И они глумливо захихикали.
– Господи, дай мне сил! – с напускной кротостью попросила я плафон на потолке.
– Дьявол, забери ее слабости! – тут же переиначила Вика.
Хм… А перевод-то очень точный! И по смыслу – то же самое!
Я не сдержалась, тоже хихикнула, и мы двинулись по коридору в окружении громыхавших колесиками чемоданов, как три полоумные пастушки в компании мелкого рогатого скота.
Хотя один из наших чемоданов больше смахивал на носорога, чем на овечку: я же не могла бросить донну ванну!
– Босс, я его нашел! – искрясь улыбкой, счастливым полушепотом доложил Анджело Тоцци своему новому шефу Сальваторе Греко. – Я нашел Карло!
– Надеюсь, он в порядке? – холодно уточнил босс.
– Для трупа выглядит прекрасно!
– То есть не поврежден?
– Насколько я вижу – нет, – оценив тон начальства, Анджело убрал из голоса неумеренный восторг. – Вы понимаете, я не все вижу, он в одежде, и одежда на нем такая, знаете, плотная… Пончо!
– Пончо? – ледяной голос треснул. – Какое, к черту, пончо?!
– Кажется, пончо мексиканского крестьянина, празднующего окончание жатвы.
Сальваторе Греко выплюнул в трубку ругательство.
Анджело затосковал.
– Крестьянин – это еще куда ни шло, мы, Греко, никогда не стыдились своих корней! – прорычал оскорбленный Сальваторе. – Но почему мексиканский?!
– Возможно, это ошибка, – заюлил Анджело. – Может, это мальчик думает, что крестьянин мексиканский, а он на самом деле вовсе и не мексиканский, а сицилийский…
– Мальчик? – голос в трубке снова заледенел. – Какой еще мальчик?
– Придурок!
Сальваторе засопел.
– Этот мальчик, это он придурковатый! – поспешил объяснить Анджело. – Недотепа полоумный, он думает, что наш Карло – его восковая фигура!
– Какая еще восковая фигура?!
– Фигура крестьянина, празднующего окончание жатвы! – повторил Анджело, предусмотрительно опустив упоминание сомнительной национальности торжествующего крестьянина.
В трубке послышался звук, подозрительно похожий на всхлип, а потом остервенелое бормотание, в котором угадывались весьма недобрые слова в адрес разных полоумных недотеп.
– Где он? – наконец спросил Сальваторе. – Где Карло?
– На Кампо ди Фьори. В музее восковых персон.
Пауза.
– Ты показываешь тело моего брата туристам?!
– Это не я! Это тот полоумный мальчик!
– Убью.
Анджело предпочел не уточнять – кого именно.
– Я сейчас что-нибудь придумаю и заберу его отсюда, – пообещал он. – Босс, если вдуматься, это прекрасная маскировка – восковая фигура! Если взять несколько таких, никто даже не заподозрит, что вместе с восковыми персонами мы везем труп! Мне только нужен фургон. И люди.
– Я же послал тебе людей? Где они? Я не могу допустить, чтобы в курсе этой истории были посторонние.
– Те люди, которых вы прислали, попали в больницу, – Анджело добавил в голос звон хрустальной слезы. – У нас опасная работа, босс! Опасная и трудная! Но мы ее сделаем, не сомневайтесь.
– Тогда даже не говори мне, что кто-то заболел! – фыркнул Сальваторе. – У меня все делают то, что нужно! Все – и здоровые, и больные!
«И даже мертвые!» – не без сочувствия к этим несчастным подумал Анджело, покосившись на «мексиканского крестьянина».
Подмоченные и местами оплывшие восковые фигуры упали в цене, так что Анджело без труда уговорил хозяев продать ему пяток персонажей. Кроме «торжествующего мексиканского крестьянина», на которого мама Люция взирала с вполне понятным недоумением, ему отдали изрядно потерявших товарный вид Ромео, Колумба, Марию Медичи и Гарибальди.
Кому как, а Анджело Тоцци с потопом в доме Альфиери невероятно повезло! Спасибо патрону пловцов и утопающих – святому Адьютору!
К тому же среди гостей, срочно отбывавших восвояси по причине невозможности переночевать в намокших постелях, нашелся предприимчивый дядюшка с мини-вэном, вполне подходящим для транспортировки неживых человекообразных.
Согласовав с водителем маршрут и цену, Анджело собственноручно подготовил к переезду покойного Карло, а безмозглый Пепе загрузил в машину прочих персонажей и с ними заодно – бабулю. На время ремонта старушка Альфиери отправлялась погостить в деревню.
Санек никогда не слышал, чтобы допрос проводили на бегу. Он предпочел бы классическую манеру, даже если бы при этом его привязали к стулу, лишь бы у него был этот самый стул!
Санек уже понял, что папарацци вполне можно приравнять к бойцам невидимого фронта, ведь их работа тоже и опасна, и трудна, и не видна, пока не опубликованы ее результаты. А ноги-то к вечеру отваливаются!
– Колись, гад, на кого работаешь? – однообразно повторял Зеленый Человечище при каждой возможности.
Возможности регулярно появлялись при переходе улицы. В ожидании разрешительного сигнала светофора Зеленый успевал повторить вопрос, а Санек – ответ:
– Ни на кого не работаю, я турист, фотографирую достопримечательности!
На оживленной многорядной Виа Витторио пауза затянулась настолько, что в нее уместилась развернутая беседа.
– Колись, гад, на кого работаешь?
– Ни на кого не работаю, турист я, снимаю просто так!
– «Никого не трогаем, примуса починяем!» – едко хмыкнул Зеленый. – «Просто так», поверил я, как же! Ты за девчонками от самого магазина шел, я видел.
– Мне с ними было по пути!
– Ну да, ну да. А фоткал ты их каждую минуту, чтобы потом по этим снимкам дорогу обратно найти? А ждал, пока они из кафе выйдут, чтобы приятной компании не лишиться? А Викин стриптиз на площади снимал, потому что на Кампо ди Фьори в тот момент больше не на что было посмотреть?
Санек открыл было рот, но тут Зеленый великодушно признался:
– Ладно, по последнему пункту я с тобой соглашусь.
Милосердно загорелся зеленый свет.
Оказавшись на другой стороне улицы, Санек вежливо попросил:
– Отпустите меня, пожалуйста!
– «Отпусти меня, старче, я исполню три твоих желания!» – писклявым голосом передразнил его Зеленый. – Фигушки! Я тебя к девчонкам отведу, пусть они сами решат, что с тобой делать, шпиен!
Он так и сказал: «Шпиен», с придыханием, как какая-нибудь старозаветная старушка.
Санек неуверенно улыбнулся.
Может быть, ему как-нибудь удастся отделаться легким испугом?
Он немного успокоился, перестал волочить ноги и зашагал бодрее. Заметив это, суровый спутник Санька ослабил хватку и в режиме ответного жеста доброй воли прекратил занудно интересоваться личностью работодателя бедного туриста.