Мы начали продвижение через зал, мимо множества беседующих
друг с другом людей. Высоко над головой плыли поворачивающиеся люстры, похожие
на многогранные глыбы из хрусталя. Тихо звучала телистра, разбрасывая звуки
своей песни, напоминавшие брызги цветного стекла.
Люди жужжали и копошились, словно насекомые Джорджа, и мы
избегали столкновений с ними, переставляя без остановки одну ногу за другой.
Слава богу, удалось ни на кого не наступить.
Вечер был теплый. Большинство мужчин одевалось в легкую, как
пух, черную форму, предписанную для персонала в случае торжественных вечеров.
Те, что были одеты иначе, не являлись представителями
администрации.
Черное одеяние, несмотря на всю свою легкость, было весьма
неудобным.
На груди слева красовалась зелено-голубая эмблема Земли –
кружок диаметром в два дюйма. Чуть ниже его – символ одного из департаментов,
еще ниже значок, обозначающий ранг. Воротник униформы через небольшой
промежуток времени начинал казаться гарротой. Мне, по крайней мере, чудилось,
что я вот-вот задохнусь, сдавленный этим железным ошейником.
Дамы были одеты или зачастую раздеты, по своему собственному
усмотрению, обычно во что-то яркое, сопровождаемое мягкими полутонами, если
только дамы не принадлежали к персоналу администрации. В этом случае они были
плотно упакованы в короткие черные платья, но все же со свободным воротничком.
– Говорят, здесь находится Дос Сантос? –
поинтересовался я.
– Так оно и есть.
– С какой целью?
– Не знаю. Меня это не интересует.
– Ай-яй-яй! Что же произошло с вашей замечательной
гражданской совестью? Департамент литературной критики не раз расхваливал вас
за нее.
– В моем возрасте запах смерти вызывает состояние все
большей и большей тревоги, стоит мне только его почуять.
– Неужели Дос Сантос источает именно такой запах?
– Он весь им пропитан!
– Я слышал, что он нанял одного из ваших прежних
партнеров еще во время мадагаскарского дела.
Фил склонил набок голову и стрельнул в меня взглядом, полным
насмешки.
– Слухи слишком быстро доходят до вас. Вы ведь друг
Элен? Да, Гассан здесь. Он наверху вместе с Досом.
– И кого же он на этот раз хочет избавить от бремени
жизни?
– Я ведь вам уже сказал раньше, что ничего не знаю об
этом, да и не хочу знать.
– И все-таки, может быть, решитесь угадать?
– Не имею особого желания.
Мы наконец-то выбрались в ту часть зала, где было не столь
многолюдно, и я остановился, чтобы пропустить одну-другую рюмочку рома.
– Вы не откажетесь, Фил? – спросил я, протягивая
своему напарнику бокал. – Мне показалось, что вы страшно торопитесь?
– Верно, тороплюсь, но все же хочу уяснить сложившееся
положение.
– Ну-ну. А пока, давайте выпьем. Мне пополам с
кока-колой.
Я украдкой глянул на него. Когда он отвернулся, я мысленно
последовал за его взглядом в направлении легких кресел, расположенных в нише северо-восточной
части зала, рядом с телистрой. На ней играла пожилая дама с оловянными глазами.
Рядом попыхивал трубкой Управляющий планетой Земля, Лорелл Сэндс.
Эта трубка – одна из интересных граней личности Лорелла.
Настоящая трубка, изготовленная в мастерской Мейрсхалума. На планете таких
трубок осталось совсем немного. Что же касается всего остального в его
личности, то Сэндса можно было бы назвать чем-то вроде антикомпьютера.
Закладываешь в него несколько самых различных, тщательно собранных фактов, цифр
и статистических данных, и он превращает все это в сплошной мусор.
Проницательные темные глаза, медленная всепонимающая манера
говорить, цепко держа собеседника одним лишь взглядом. Редкие, но выразительные
жесты, когда кажется, что он прямо-таки режет воздух ладонью или тычет
воображаемых дам под ребра своей трубкой.
Темные волосы с седыми висками, высокие скулы, загар под
цвет твидового костюма (он умышленно всегда избегал темной одежды).
На свою политическую должность он назначен Управляющим по
делам Земли на Тапейре, и со всей серьезностью относится к исполнению своих
функций, зачастую даже чрезмерно демонстрируя полную самоотверженность,
несмотря на периодические приступы язвы.
Сэндс далеко не самый умный человек на Земле. Но он – мой
босс! И кроме того, он – один из моих лучших друзей.
Рядом с ним сидит Коурт Миштиго. Я почти ощущаю физическую
ненависть, которую питал к нему Фил – все, от его бледно-синих пяток с шестью
пальцами до алой повязки на лбу, красноречиво свидетельствует о его
принадлежности к верховной касте. Причем Фил ненавидел его не столько из-за
него самого, сколько из-за того, что он был ближайшим родственником, а именно
внуком самого Татрима Миштиго, который сорока годами раньше начал показывать
всему миру, что величайшими современными писателями являются уроженцы Веги.
Старый джентльмен до сих пор не отдает Филу пальму первенства, и я ни за что не
поверю, что Фил способен простить ему это.
Краем глаза я заметил Элен, которая поднималась по широкой,
богато украшенной лестнице в другом конце зала.
Краем другого глаза я увидел, что Лорелл смотрит в мою
сторону.
– Меня, – сказал я, – уже обнаружили, и я
должен теперь идти засвидетельствовать свое почтение этому Вильяму Синбруку.
Идем вместе?
– Прекрасно, – кивнул Фил. – Страдания – это
как раз то, что нужно для души.
Мы прошли к нише и встали между двумя креслами. Здесь, в
этом месте, было средоточие власти.
Лорелл медленно поднялся и пожал нам руки. Миштиго поднялся
еще медленнее и не протянул руки. Выражение его янтарных глаз оставалось
равнодушным, когда нас представили ему. Оранжевая рубашка свободного покроя
постоянно трепетала, так же как и его многокамерные легкие непрерывно
выдавливали воздух через передние ноздри, расположенные у основания его широкой
грудной клетки.
Он коротко кивнул и повторил мое имя, затем повернулся к
Филу, изображая на лице нечто вроде улыбки.
– Вы не могли бы изложить содержание своей «Маски»
по-английски? – попросил он.
Голос его напоминал звон затухающего камертона.
Фил повернулся на пятках и побрел прочь.
Сперва мне показалось, что представителю Веги на мгновение
стало дурно, однако я вовремя вспомнил, что смех веганцев напоминает отчаянное
блеяние козла, когда его душат. Я стараюсь держаться подальше от уроженцев
Веги…