Прах к праху - читать онлайн книгу. Автор: Тэми Хоуг cтр.№ 68

Как только раздался дверной звонок, он вышел из комнаты и, закрыв за собой дверь, отогнал прочь грустные воспоминания.

В вестибюле раздавались голоса.

— Он дома? — это Куинн.

— Я пойду узнаю, сможет ли он вас принять. У вас какая-то новая информация по расследованию? — Это Хелен.

— Да, мы работаем над кое-какими фактами, — это Ковач.

— Вы хорошо знали Джиллиан? — это Куинн.

— Как вам сказать…

— Вам было дано указание связываться со мной через моего адвоката, — вместо приветствия произнес Бондюран, выходя к ним.

— Приносим наши извинения, мистер Бондюран, — ответил Ковач без какого-либо намека на раскаяние. — Просто мы с Джоном ехали на собрание общественности. Мы созвали его в надежде на то, что это как-то поможет поимке убийцы вашей дочери. Ну и решили по пути заглянуть к вам, чтобы заодно кое-что выяснить. Надеюсь, мы не оторвали вас от дел.

Бондюран окинул Ковача тяжелым взглядом, после чего повернулся к экономке:

— Спасибо, Хелен. Если вы закончили на кухне, то свободны. Можете ехать домой.

По лицу женщины было видно, что она напугана: Бондюран явно на нее сердит. Она беспрекословно направилась на кухню. Куинн не сводил с Бондюрана глаз. Стресс последних дней уже начал сказываться. Глядя на него, можно было подумать, что он не ест и не спит: под глазами темные круги, лицо бледное, осунувшееся — верные признаки душевных терзаний.

— Боюсь, у меня нет для вас ничего полезного, — произнес Бондюран с видимым раздражением. — Моя дочь мертва. Я бессилен это изменить. Не могу даже предать ее тело земле, не могу дать распоряжений насчет похорон. Потому что ваша судмедэкспертиза отказывается отдать его.

— Вам не могут отдать тело, пока личность жертвы не будет окончательно установлена, — ответил Куинн. — Надеюсь, вы не хотели бы по ошибке похоронить чужого человека?

— Моя дочь была мне почти чужим человеком, — загадочно произнес Бондюран.

— Вот как? — удивился Ковач, обходя фойе. В эти минуты он напоминал плавающую кругами вокруг жертвы акулу. — А я-то думал, она сказала вам, кто она такая на самом деле, когда звонила вам в ту ночь — после того, как уехала от вас. После того как, если верить вам, вы от нее больше ни слова не слышали.

Бондюран в упор смотрел на него. Никаких возражений. Он даже не изменился в лице.

— Интересно, на что вы рассчитывали? — обрушился на него Ковач. — Неужели думаете, что я этого не узнаю? Вы держали меня за дурака? Думали, что без щита в виде агента ФБР у меня самого мозгов нет?

— Я не считал, что это так важно.

Ковач остолбенел.

— Не считали, что это так важно? А вдруг это ценная зацепка для нас — откуда она звонила и во сколько? Мы могли бы прошерстить район в поисках свидетелей. Что, если на заднем плане слышался какой-то голос или какие-то хорошо различимые звуки? Может, ее звонок прервали.

— Нет — по всем пунктам.

— Почему она позвонила вам?

— Чтобы пожелать спокойной ночи.

— По той же самой причине она позвонила и психотерапевту?

Никакой реакции. Ноль эмоций — ни удивления, не гнева.

— Я понятия не имею, зачем она звонила Лукасу. Их отношения как врача и пациентки меня совершенно не касаются.

— Но ведь это ваша дочь! — взорвался Ковач, нервно расхаживая взад-вперед. — Скажите, а когда ее трахал отчим, вас это тоже не касалось?

Ага, прямое попадание! Наконец-то, подумал Куинн, глядя, как узкое лицо Бондюрана исказила маска гнева.

— Я больше не нуждаюсь в вашем присутствии, сержант.

— Неужели? Или вы считаете, что до попытки самоубийства вашу дочь довели словесные перепалки с Лебланом? — бросил ему Ковач, понимая, что вступает на зыбкую почву, и тем не менее идя на сознательный риск.

— Вы подонок! — бросил в ответ Бондюран, однако даже не сдвинулся с места, застыв, как статуя. Куинн заметил, что его бьет дрожь.

— Я? — расхохотался Ковач. — Ваша дочь мертва, вы же не считаете нужным рассказать нам о ней ничего — и после этого я подонок? Это надо же! Скажи, Джон, и можно ли после этого ему верить?

Куинн сокрушенно вздохнул.

— Поймите, мистер Бондюран, это не досужее любопытство с нашей стороны. Мы задаем вопросы не для того, чтобы унизить, оскорбить вас или память о вашей дочери. Мы спрашиваем потому, что нам нужна полная картина.

— Я, кажется, уже сказал вам, — процедил сквозь зубы Бондюран. Взгляд его был холоден как лед. — Прошлое моей дочери не имеет никакого отношения к ее смерти.

— Имеет! Еще как имеет! Потому что прошлое вашей дочери — часть ее самой. Часть той, кем она была или есть.

— Лукас предупреждал меня, что вы станете на это намекать. Но это же курам на смех — считать, будто Джиллиан сама навлекла на себя смерть. После возвращения домой она ожила на глазах…

— Питер, заниматься анализом — не ваша работа, — оборвал его Куинн, переходя на более фамильярный тон: мол, я твой друг и мне можно доверять. Он как бы подталкивал Бондюрана к тому, чтобы тот постепенно и, главное, добровольно отказался от притязаний на роль гуру.

Куинну не стоило большого труда вычислить ход его предыдущих рассуждений, логической половины его «я», половины, постоянно ведущей войну с эмоциями, которые он носил в себе… Было видно, что Бондюран заведен до предела. И толкни его Ковач чуть сильнее, он бы наверняка взорвался, и вспышка была бы сродни короткому замыканию на линии высокого напряжения. Впрочем, Бондюран не глуп и сам это прекрасно понимал, а потому остерегался.

— Мы не говорим, что Джиллиан в чем-то виновата. Она не навлекала на себя то, что с ней произошло. Более того, она этого никак не заслужила.

В глазах Бондюрана блеснули слезы.

— Я понимаю, что это тяжелое для вас время, — мягко произнес Куинн. — Когда жена ушла от вас, она забрала дочь, и человек, к которому она ушла, покусился на вашего ребенка. Я легко могу представить себе, что вы чувствовали, когда узнали об этом.

— Неправда, не можете, — Бондюран отвернулся, как будто искал глазами путь к бегству и вместе с тем не желал никуда уходить.

— Джиллиан находилась далеко, в беде, ей было плохо. Но к тому времени, когда вы узнали об этом, все уже кончилось. Что вы могли сделать? Ничего? Я представляю, что вы тогда чувствовали: ваш гнев, ощущение собственного бессилия, собственной вины…

— Я не мог ничего сделать, — сдавленным голосом произнес Бондюран. Он стоял рядом с мраморным столиком, глядя на скульптурное изображение бронзовых лилий, и как будто видел прошлое, о котором он предпочел бы забыть. — Я ничего не знал. Она рассказала мне, лишь когда вернулась сюда.

Дрожащей рукой он потрогал одну из лилий и закрыл глаза. Куинн встал с ним рядом, на самой границе его личного пространства, как бы приглашая довериться, предлагая поддержку, а отнюдь не демонстрируя силу.