Когда они дошли до дома Егоровых, и в самом деле стало
темно. Вдалеке горел одинокий фонарь. Маша поставила тазик на крыльцо и
обернулась к соседу.
– Спасибо вам большое, – благодарно улыбнулась
она. – Я и правда очень испугалась.
– Было отчего, – лаконично ответил Бабкин. –
Кстати, меня Сергеем зовут.
– А меня – Машей.
Она ждала, что он скажет что-нибудь вроде стандартного
«приятно познакомиться», но Сергей молчал, глядя на нее, покачиваясь
вперед-назад и заложив руки за спину.
– Изучили? – спросила Маша серьезно.
– Угу, – кивнул тот. – Пойдете завтра с утра
с нами на озеро?
– А я… я с Костей, – растерялась Маша.
– А я…. я с Макаром, – с такой же интонацией
ответил Сергей, и она искренне рассмеялась – получилось забавно и похоже.
– В десять зайду, – пообещал Бабкин. –
Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – сказала она ему в спину.
Бабкин перешел дорогу и скрылся в своем дворе. Ему хотелось
дойти до бани соседей, но он понимал, что ни малейшего смысла в том нет: тот,
кто прятался в траве, уже двести раз успел удрать далеко-далеко.
«Что ж за сволочь? – подумал Сергей, заходя в
дом. – Шипел он, значит…»
– Ты в лесу заблудился? – сонно пробормотал со
своего дивана Макар.
– В траве, – хмыкнул в ответ Сергей. – Грибы
искал.
– Нашел?
– Почти. Тощий такой гриб, гнилой. Если не ошибаюсь,
Раскольников его фамилия.
Глава 7
К утру Маша окончательно уверилась, что вчерашнее вечернее
происшествие было совершенно незначительным: подумаешь, кто-то из деревенских
шутников захотел посмеяться над глупой городской теткой. А потому Веронике с
Митей она решила ничего не рассказывать, чтобы, во-первых, лишний раз не
выставлять себя трусихой, а во-вторых, не пугать и без того запуганную
Веронику.
Но отмолчаться не получилось.
Когда утром Маша с Костей спустились к завтраку, то
обнаружили Юлию Михайловну, восседающую не на своем обычном месте у окна, а за
столом, напротив Машиного стула. На сей раз на ней были не заношенные майка и
штаны, а цветастое кимоно с длинным шелковым поясом.
Дождавшись, пока все поздороваются и рассядутся за столом –
поедать испеченную Вероникой с утра творожную запеканку, – Юлия Михайловна
выждала паузу и невинно сообщила:
– А наша гостья-то вчера отличилась! Мужика с собой из
бани привела…
Пять пар глаз уставились на Машу. Костя только открыл рот,
как Маша невозмутимо спросила:
– Завидуете, Юлия Михайловна?
И пока Ледянина искала, что бы достойно ответить, Маша перехватила
инициативу и рассказала озадаченным Егоровым о том, что случилось накануне.
– Руки к стеклу прижимал? – недоверчиво
переспросил Митя Егоров и переглянулся с женой.
– Угу, – кивнула Маша, мельком поглядев на Костю.
Тот сидел нахмурившись и переводил взгляд с одного взрослого на другого.
– Хм, что-то новенькое, – покачал головой
Митя. – Никогда такого не было.
– Алкашей в Игошине хватает, но все они тихие,
безобидные, – вступила Вероника. – А около бани прятаться и потом в
траве сидеть… я даже не знаю, на что это похоже…
Она еще раз посмотрела на мужа, и в глазах обоих Маша
явственно прочитала недоверие. Очевидно, что неизвестного, поджидавшего ее
ночью в траве, они сочли плодом Машиного встревоженного воображения.
– Я теперь с тобой везде буду ходить! – громко
заявил Костя.
– Защитничек… – хмыкнула Юлия Михайловна. –
Правда, все лучше нашего суслика.
Она выразительно поглядела на зятя. Маша внутренне сжалась,
ожидая очередного скандала, но Митя, к ее удивлению, отреагировал довольно
спокойно.
– Юлия Михайловна, вы можете называть меня как
хотите, – пожал он плечами и встал, чтобы помочь Веронике собрать
посуду. – Вы уже старый, больной человек и не можете контролировать себя.
А на больных обижаться….
Он не закончил фразу, повернулся лицом к раковине и принялся
мыть посуду. Дети за столом замерли, и Маша поняла: они ждут продолжения, ждут,
что же ответит старуха! Им, конечно, страшно, противно, но одновременно
интересно. Она встретилась глазами с Юлией Михайловной и прочитала в них
удовлетворение. Мать Вероники была довольна, она улыбалась. «Бедный
Митя», – успела подумать Маша до того, как Юлия Ледянина заговорила.
– Уже лучше, – одобрительно заметила она,
поигрывая концом своего шелкового пояса. Ткань извивалась между ее пальцев, как
тропическая змейка. – Значит, ты придумал домашние заготовки и теперь
будешь их использовать. Неплохо, неплохо… – Она хрипло хохотнула, как
всегда, когда была чем-то довольна. – Только вот, суслик, у тебя
соображалки не хватит на большее. Ну-ка скажи мне, – ее голос стал резким,
речь ускорилась, – ведь именно ты вчера ходил за ней подглядывать,
правда? – Она кивнула в сторону Маши. – Знаю, что ты. Из окна тебя
видела, как ты крался через дорогу. Сказал-то ведь, что пошел калитку заднюю
прикрыть, а сам…
– Неправда! – выкрикнул Митя, обернувшись, и все
увидели, какое красное у него лицо. – Зачем же вы так нагло и гадко
врете?!
– Митенька, Митенька, успокойся, – дрожащим
голосом попросила Вероника. – Юля, ну как тебе не стыдно…
– Мне?! – изумилась старуха. – Не мне, а ему
должно быть стыдно!
Ее указательный палец, обмотанный красно-зеленой тканью,
вытянулся в сторону зятя.
Маша одним глотком влила в себя чай и собралась поскорее
встать из-за стола, но тут раздался голос Ирины.
– Папа, это правда? – спросила она, глядя на
отца. – То, что она говорит, – правда?
– Ирина, да ты что! – строго сказала
Вероника. – У Юли шутки такие, разве не знаешь?
– Нет, папа, ты сам скажи! – настаивала Ирина,
поджимая тонкие губки.
– Фу-ты, пропасть! – Митя в сердцах так приложил тарелку
об стол, что по ее краю пошла трещина. – Неужели у тебя, Ирка, совести
хватает такие вопросы мне задавать? Да ты за кого меня принимаешь?!
– А ты не кричи на меня! – выкрикнула Ирина,
вскочила с места и выбежала из комнаты.
Митя секунду смотрел вслед дочери, а затем ушел в дом,
крепко прикрыв за собой дверь. Вероника вздохнула и села на место, сжимая в
руках надтреснутую тарелку.
Снаружи раздался стук в калитку.
– Эй, хозяева! – послышался мужской голос. –
Дома кто есть?
– Есть! – откликнулась Маша. – Одну минуту!
Она быстро вымыла посуду за собой и Костей и сочувственно
посмотрела на Веронику. Та так и сидела, проводя пальцем по маленькой трещинке
на тарелке. Маша хотела что-то сказать, но поняла, что любые слова сейчас
бесполезны, и вышла из кухни. Новый знакомый уже ждал, и задерживать его ей не
хотелось.