Бриллиант для Слепого - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Воронин cтр.№ 38

— ...

— Чай мы и здесь выпьем. Насчет пирога — это, конечно, дело вашей супруги.

— ...

— Вы себя плохо чувствуете?.. Таблеточку примите. Дело очень важное, оно на контроле у директора, да и много людей в курсе. Так что я прямо сейчас еду.

Генерал положил трубку и задышал так тяжело и часто, что полковнику даже не по себе стало.

— Какой мерзавец! Надо же, вспомнил то, что десять лет назад было. Еще бы вспомнил, как я его сыночка от тюрьмы спас! Сидел бы лет пять-шесть... Ну да ладно. Машину вниз вызови, я побежал. А вы тут колошматьте его, только осторожно, смотрите, чтобы он копыта не откинул. Через пару часов специалиста доставлю, и, если повезет, к утру мы кое-что знать будем.

Профессор Томский был фигурой одиозной. Многие, очень многие имели на него зуб. Многих неугодных режиму он упек в сумасшедший дом, составляя липовые истории болезни и обрекая вполне здоровых людей на мучительную изоляцию. Благодаря его стараниям, десятки писателей и журналистов, врачей и правозащитников долгие годы были изолированы от общества толстыми стенами психиатрической больницы.

Михаил Львович Томский активно сотрудничал с КГБ, помогая всесильной организации оберегать гнилую власть от правды, на которую его пациенты пытались открыть народу глаза. Казалось бы, время Томского прошло, политическая ситуация изменилась. Однако Томский выстоял, даже стал членкором Российской академии медицинских наук, защитил докторскую. Но в своих грехах не покаялся, хотя и стал намного осторожнее.

Генерал Потапчук приехал на дачу. Томский уже ждал его на крыльце: с портфелем в руках, в темном костюме при галстуке, плаще, фетровая шляпа в руках. Профессор и генерал ФСБ поздоровались за руку, как старые знакомые.

— Ну что, едем? Я рад, Михаил Львович, что вы согласились.

— Еще бы я не согласился, — хмыкнул профессор. — Я же знаю, вам, генерал, отказывать — себе дороже.

— Это уж точно, уважаемый Михаил Львович, лучше с нами дружить и нам помогать. Так оно спокойнее. Надеюсь, с этим вы согласны?

— Какая разница, Федор Филиппович, согласен с вами профессор Томский или нет? Я все равно на крючке и буду делать то, что вы скажете.

— Сейчас, — уже сидя в машине, заговорил генерал, — от вас, Михаил Львович, требуется совсем не то, чем вы занимались раньше. Томский насторожился.

— Рассказывайте. А я, пока есть время, обдумаю. И Потапчук рассказал ему все, что знал.

— Мания величия, — коротко резюмировал генерала профессор Томский. — Судя по всему, элементарная мания величия. Есть у нас и Наполеоны, и Сталины, и Ленины. Ломоносов был и Кулибины с Поповыми — этого добра хватает.

— Сейчас нас диагноз, абсолютно не интересует. Диагноз — это не главное.

— У меня есть ученица, но она не живет в России, уехала два года назад... Вот это ее дело, она бы вам помогла. Клептомания, связанная с манией величия, — тема ее диссертации.

— А без нее не справитесь? — спросил Потапчук, чувствуя, что, возможно, ошибся, обратившись к Томскому.

— Я, конечно, попробую, сделаю все, что умею, но за результат ручаться не могу. Человеческий мозг, генерал, слишком сложно устроен, слишком много в нем загадочного. Когда мы говорим «серое вещество, клетки» — это для мясника. А для нас, психиатров, это не серое вещество и не просто клетки. Вы, наверное, знаете, генерал, что великий Альберт Эйнштейн восхищался своим приятелем Зигмундом Фрейдом и не уставал повторять, что вся физика со всеми ее теориями, законами, формулами — ничто по сравнению с психологией.

— Нет, я этого не слышал, Михаил Львович, я другому учился. Это ваша профессия, ваш хлеб, так что советовать вам ничего не стану. Но дело, поверьте, чрезвычайно важное, и, если мы быстро не найдем бриллиант, начнется международный скандал. Надеюсь, вы понимаете, Михаил Львович, что вся информация по этому делу огласке не подлежит и никто ни о чем знать не должен?

— Вы мне будете говорить! Если ваши же не расскажут, как это уже было, то я никому ничего не скажу. Я открываю рот лишь тогда, когда мне приходится оправдываться. И вы это знаете.

— Да-да.

Черная «Волга» с двумя антеннами спецсвязи уже въезжала через железные ворота во внутренний двор здания на Лубянке. Генерал Потапчук показал пропуск.

— Давай, к подъезду, — обратился он к водителю. Через служебный подъезд они поднялись на второй этаж. Их встретил, полковник.

— Организуй чай, кофе.

— Нет, мне не надо, — сказал Томский, — я по ночам ни чай, ни кофе не пью.

— Чего желаете?

— Ничего, — сказал профессор. — Покажите пациента.

— Останьтесь здесь, полковник, — обратился генерал к своему подчиненному. В кабинет они вошли вдвоем. Полковник, сидевший за столом, тут же встал.

— Работайте, — махнул генерал рукой и кивком головы указал на мужчину, сидевшего на стуле перед столом.

Профессор Томский взял второй стул, поставил рядом. Тихим голосом, глядя в глаза Князеву, произнес:

— Меня зовут Михаил Львович, фамилия Томский. А ваше имя?

— Николай Николаевич Князев, — услышал он спокойный ответ и взглянул на руки пациента. Ладони лежали на коленях, пальцы не вздрагивали.

— Очень приятно, Николай Николаевич. А ваше настоящее имя?

— Я вижу, вы человек проницательный, я им целый день твержу, кто я, думал, и вы из их компании, — произнес Князев. — Настоящее мое имя Николай Романов. Честь имею, очень приятно, — Князев победно посмотрел на полковника и генерала Потапчука. Томский спокойно продолжал:

— Я прошу вас оставить нас наедине с Николаем Романовым. У нас конфиденциальный разговор. Генерал и полковник покинули кабинет.

— Расскажите мне о своем деде.

— Прадеде. Вас интересуют мои предки?

— Да, очень.

— Что ж, если вам угодно, слушайте.

Князев начал издалека. Каждое имя подкреплялось датами рождения, венчания, восшествия на престол, подробностями личной жизни. Томский слушал, глядя в глаза своему собеседнику.

— Достаточно, — тихим голосом произнес он.

— Я вижу, вы верите мне?

— Безусловно, каждому вашему слову. А нельзя ли поподробнее о дне вчерашнем?

— Вчерашний день? Конечно, можно.

Князев пересказал вчерашний день до того момента, как он вышел из Кремля, увидел на Красной площади девочку с ярко-желтым воздушным шариком. После этого был провал. Князев напрягся, сжал колени пальцами, его губы затряслись, а взгляд затуманился, словно над голубой гладью поплыл дым.

Профессор вел беседу умело. Он понимал, что, если псих-маньяк и сможет вспомнить то, что, их интересует, то лишь маленькими фрагментами, из которых ему, профессору Томскому, предстоит сложить цельную картину.