Лицо у Ксении вытянулось. «Что теперь?» – хотела спросить она, но Алексий сказал сам:
– Этот брак дал Ивану желанное, князья присягнули Великому. Власть его крепнет, ты более не нужна. Он потерпит год или два, после чего обвинит тебя в бесплодии. Супруга князя должна рожать, это ее прямая обязанность, а ежели нет… Тебя постригут и закроют в монастыре. Рим не возразит: ему не до того. Иван женится на другой, а ты кончишь дни в келье.
Ксения закрыла лицо ладонями.
– Прощай, княгиня!
Гость повернулся к двери.
– Алексий, миленький! – Ксения не заметила, как перешла на русский. – Помоги!..
– Я не могу вернуть князя к тебе в ложе, – сказал гость. – Даже не стану пытаться. Иван не забыл, из-за кого он расстался с первой женой, он убьет меня, явись я с уговорами. У меня беременная жена и старик тесть, о которых я должен заботиться. Не проси!
– Что делать?! – заплакала Ксения.
– Думай! – пожал плечами Алексий. – Ты дочь императора и росла во дворце. Не мне учить тебя придворным хитростям!
Он поклонился и вышел.
* * *
Оляна заметила гостью сквозь растворенное окно. Эта женщина не могла быть паломницей. Со времени, как княгиню постригли, у монастыря дежурила стража. Паломниц она впускала в урочное время – после заутрени или вечерни. Теперь стоял полдень, монахини отдыхали после трапезы. Оляна, уложив сыновей, собралась вздремнуть, но случайно глянула в окошко…
Оляна насторожилась. Кто это? На гостье был шелковый летник и такой же убрус на голове. Дорогая одежа, не всякой боярыне по карману. Незнакомка шагала к ее терему. Неужели? Оляна прижала руки к груди. Княгиня? Зачем?
Она знала о разладе в семье князя. Служанка, навещавшая подругу, вернулась со свежими сплетнями. Оляна не верила – мало ли что болтают, но в последний приезд муж выглядел грустным. Погладил по головкам сыновей, перекинулся парой слов с Оляной и засобирался обратно. Тогда она и поняла: правда. Противоречивые чувства овладели Оляной. С одной стороны, ей было радостно: ромейка не сумела заменить ее мужу. С другой, она жалела Ивана. Впервые со времени пострига Оляна подумала, что поступила жестоко. Утратив мужа, она сохранила детей. Он же остался совсем один. Каково ему там – на жесткой лавке, без тепла и ласки? От жалости Оляна даже всплакнула.
Ромейка вознамерилась с ней встретиться. Для чего? Будет упрекать, что приваживает мужа? Оттого, дескать, Иван не спит с ней? Сама виновата! «Выгоню! – решила Оляна. – Пусть только посмеет!» Она спустилась по лестнице и приготовилась к встрече.
Женщина, шагнувшая в дверной проем, оказалась высокой. Крупное лицо с большим носом и пухлыми губами, карие глаза… Не красавица, но уродиной не назовешь. По-своему даже приятная. Голову гостья держала прямо, но смотрела виновато. Странно…
Встав перед Оляной, княгиня склонилась, сложив перед собой руки.
– Благослови, матушка!
Оляна растерянно перекрестила склоненную голову.
– Прости меня, грешную! Виновата перед тобой!
– В чем? – удивилась Оляна.
– Отняла у тебя мужа. Только я не хотела этого… Меня не спрашивали…
Ромейка выпрямилась, Оляна разглядела влагу ее в глазах.
– Я разрушила твою семью, и Господь наказал меня. Муж пренебрегает мною. Он не заходит ко мне в ложницу, отказывается обедать вместе, я вижу его только в церкви. Я такая же несчастная, как и ты, только хуже. У тебя хоть есть дети…
Ромейка заплакала. Слезы текли по ее смуглым щекам и, капая на летник, оставляли темные пятна. Оляна, не выдержав, взяла гостью за руку и отвела к лавке. Присела рядом. Ромейка, как маленькая девочка, припала к ее плечу, продолжив всхлипывать. «Она и вправду страдает! – подумала Оляна. – Неудивительно. Я б на ее месте не так выла!»
– Чего хочешь? – спросила, отстраняя княгиню. – Не говори, что пришла повиниться!
– Помоги! – сказала ромейка, вздохнув.
Оляна нахмурилась.
– Я здесь совсем одна! – продолжила Ксения. – Ни родни, ни друзей. Я учу ваш язык, встречаюсь с людьми. Они добры ко мне, но это мало значит в сравнении с немилостью мужа. Ты знаешь его и можешь подсказать…
Оляна молчала.
– Обещаю! – сказала ромейка. – Христом Богом клянусь, Матерью Его… – Она вскочила и перекрестилась на иконы. – Стану тебе и детям твоим покровителем! До самой смерти! Чего ни попросишь – все сделаю!
Она обернулась к хозяйке. Глаза ее горели.
– Садись! – сказала Оляна, хлопнув ладошкой по лавке. – Поговорим! Квасу хочешь? Холодного, с ледника…
* * *
Иван обсуждал с Малыгой устройство дружины, когда дверь в гридницу скрипнула. Князь с воеводой одновременно повернули головы. На пороге стояла Ксения. Не смутившись взглядами, которыми ее встретили, она пересекла комнату и встала перед Иваном.
– Что ж ты, князюшка, – сказала с мягкой укоризной, – не бережешь себя? Полночь скоро, а ты не ложился. Завтра с рассветом вставать, когда отдохнешь?
Она перевела взгляд на Малыгу.
– Грех и тебе, воевода! Самому не спится, так о князе подумал бы! Ты ж ему вместо отца!
– Кх-м! – выдавил Малыга, не зная, как реагировать на этот упрек. – И вправду поздно. Можно и завтра. Дело не спешное.
– Идем!
Ксения схватила мужа за руку и сдернула со скамьи. Изумленный Иван подчинился. Ксения отвела его в ложницу, усадив на лавку, поднесла чашу с вином.
– Выпей! Чтобы лучше спалось!
Иван пригубил. Вино отдавало специями и какими-то травами. «Не отравит? – подумал с сомнением. – С нее станется. Гречанка!» Жена тем временем, встав на колени, стащила с него сапоги. Онучки, расправив, аккуратно развесила на голенищах. «Нет! – понял Иван. – Не станет травить. Другого хочет».
Его самого тяготил разлад. В то утро он обиделся не словам, а тону, каким те были сказаны, – надменному, презрительному. Он не достоин ромейской принцессы? Так он не искал этого брака. Что до Рима… Пожелай Иван взять Константинополь, так хоть завтра! На хрен нужно, конечно, но все ж… Обиду усиливал облик жены. Не красавица, прямо скажем. Щит в руки – и готовый дружинник! Да и в постели – бревно бревном. С чего нос-то драть?
«Постригу! – решил тогда князь. – Выжду годик – и в монастырь! Будет тут мне пальцы гнуть…»
Игнорируя жену, он, однако, не терял ее из виду. За Ксенией присматривали. К удивлению князя, гречанка вела себя правильно. Занималась хозяйством, учила язык, общалась с челядью. При этом не чванилась. Странно… Из-за чего тогда набросилась? Иван стал подумывать о примирении: жить в ссоре неуютно. Пусть Ксения не заменит ему Оляны, но хоть как-то…
С женой следовало поговорить, Иван этого опасался. Кто ее знает, гречанку? С челядью ласкова, а как с мужем? Вдруг снова взбрыкнет? Пусть лучше сама. Если хочет, конечно…