Стая сделала третий заход, после чего слизь кончилась. Ярость, однако, осталась. Никто не сдерживал ее. Йорх рванулся к толпе врагов. Один из вонючек попытался ткнуть в змея копьем, но острый наконечник лишь скользнул по нагруднику. Йорх, рассвирепев, схватил человека когтями, взмыл вверх и швырнул на горящий навес. Пламя мгновенно приняло жертву и стало ее пожирать. Змей развернулся и метнулся обратно. Рядом разбойничали другие йорхи. Хозяева не сдерживали их, да и змеи не склонны были их слушать. Они хватали истошно вопящих людей, бросали их в пламя, рвали на части, откусывали руки и ноги. У подножия холма, замерев, смотрели на расправу русские дружины. А змеи падали и взмывали, выдергивая очередную жертву из потерявшей разум толпы, пока та, наконец, не нашла путь к спасению. Не помня себя, половцы рванулись через засеки – туда, где их ждали русские. Ранее страшный враг теперь казался им добрым в сравнении с плюющими огнем чудовищами с их острыми зубами и длинными, как клинки ножей, когтями.
Не ожидавшая подобного дружина растерялась. Мало кто верил, что князю удастся согнать половцев. Теперь же со склона текла и текла в поле беспорядочная толпа. Всеволод сообразил первым и прорычал приказ. Дружинники пришли в себя, спешились и стали вязать подбегавших врагов. Их примеру последовали другие. Рубить беззащитных не стали – жажду мести утолили раньше. Половцы не сопротивлялись. Лишь с ужасом оглядывались на холм, где продолжали свирепствовать змеи. Дружинники тоже поглядывали – с нескрываемым опасением. Кто знает, что в головах у разъяренных смоков? На кого нападут, как половцы кончатся?
Тревога была напрасной. Выброс ярости, заставивший змеев терзать врагов, закончился; один за другим йорхи оставляли поле битвы и, тяжело махая крыльями, летели к реке. Там, обессиленные, истыканные стрелами и копьями, замирали на водной глади. Ивану с трудом удалось их выгнать на берег. Здесь змеев тщательно осмотрели. Раны оказались неопасными. Их промыли и смазали мазью. После чего подтащили возы с рыбой. Змеи приступили без охоты, но потом увлеклись и принялись хватать рыбу полной пастью. Огневые железы, висевшие тряпками, втянулись внутрь, смоки стали оживать. Битва удалась.
Это подтвердил прискакавший Всеволод.
– Всех повязали! – закричал, соскакивая с коня. – Даже ханов! Никто не ушел! Здоров ты, брате! – Он заключил в объятия усталого Ивана. – Не чаял тебя живым увидеть! Думал, сожрут змеи, как половцев!
– Я и сам так думал! – ответил Иван…
13
Колокола зазвонили, как только мы ступили на берег. Сначала ударили за частоколом Печерского монастыря, где с высоты углядели ладьи, монахов поддержали в Десятинной церкви, а уж затем подключилась София. Праздничный перезвон поплыл над Киевом, отражаясь от глади реки, он звучал густо и зазывно, как будто говоря: «Радуйтесь, братия! Веселись!»
– Слышь, как тебя встречают! – улыбнулся Всеволод.
– Почему меня? – удивился я, но в этот момент завопила сгрудившаяся у берега толпа.
– Слава! Слава князю Ивану!
Всеволод ухмыльнулся: дескать «Я же говорил!» – и полез в седло подведенного коня. Я вздохнул и последовал его примеру. Возмущаться было глупо: сам подписался. Вчера, когда мы вышли на левый берег, у переправы ждал посланец Великого. Он и оговорил предстоящий церемониал. Победители подплывают к пристани, садятся на коней и в сопровождении свиты из отличившихся дружинников следуют к Золотым Воротам. Следом под охраной, пешью и связанными, ведут пленных половецких ханов: Кончака, Гзу и других помельче. Благодарный киевский люд, столпившийся вдоль прохода, приветствует героев криками «Слава!» и маханием шапок. Женщины бросают вверх чепчики… До чепчиков здесь пока не додумались, убрус стаскивать с головы невместно, так что женщины ничего не бросают, а просто орут. На площади перед Софийским собором победителей встречает Великий князь с присными, и все отправляются на благодарственный молебен. После молебна – пир.
– А смоков под стенами Киева быть не должно! – заключил посланец после оглашения программы.
– Почему? – удивился я.
– Митрополит воспретил! Богомерзкие чудища…
«Крыса греческая! – возмутился я. – Когда требовалось половцев бить, богомерзкими не были!» Обижаться, впрочем, было глупо: с митрополитом мы не ладили. Я выставил из княжества прежнего епископа – вредный был гречин, попросив взамен рукоположить архимандрита Софрония. Как водится, подкрепил просьбу сотенкой гривен. Не тут-то было! Митрополит обиделся, а после и вовсе прилетел увещевать. Дескать, отчего ты, князь, поганым в княжестве волю даешь и латинян привечаешь? Грех! Как ни поили мы грека, как ни улещали – все попусту. Митрополит отбыл недовольным. Софроний остался на галичской кафедре местоблюстителем. А что сделаешь? Хиротония
[15]
князьям не подвластна.
С Софронием мы сдружились после того, как я сел в Галиче. Князь являлся ктитором местного монастыря, побывать в обители велел долг; я и посетил. Думал ограничиться коротким визитом, но задержался. С архимандритом мы проговорили до звезд и отлично поняли друг друга. По происхождению Софроний был из князей, но из рода, лишенного уделов. Не захотев воевать за земли, он принял постриг и прошел путь от послушника до архимандрита. Строгий, но справедливый, умный, образованный, с красивым, одухотворенным лицом, он был любимцем галичан в отличие от прежнего епископа. Софроний был не стар и горел стремлением служить церкви.
Приказ держать смоков в отдалении отвечал моим планам. Люди и змеи нуждались в отдыхе. Под стенами их одолели бы любопытные. Я велел расположиться в затоке и ждать моего возвращения. С братьями осталась и Млава – к великому моему облегчению. После случая в бане я не знал, как себя с ней держать. Млава, к счастью, не навязывалась, возможно, ждала моих действий. Меня жег стыд. Как предстану перед Оляной? Она-то не узнает, но от себя не спрячешься…
Киевляне орали «Слава Ивану!» не переставая. Мы проехали под аркой Золотых Ворот, вступили в город, а они все надрывались, махая шапками. На Всеволода не обращали внимания. Слава богу, что Игорь остался в Путивле, а Давыд ушел в Смоленск. Обиделись бы. Половцев громили вместе, Киев славил одного. Причина этого лежала на поверхности. Гонцы постарались. Рассказом о сече не удивишь. Ну, сшиблись, взяли врагов на копья, достали мечи… То ли дело змеи! Плюются огнем, хватают поганых, рвут тех на части. У тех, кто слушает, – глаза на лбу, челюсти – на столах, рассказчику внимают, затаив дыхание.
Не ясно было, зачем это Святославу? Отметить победу – дело святое. Великий на месте, ворогов одолел. Но зачем устраивать триумф врагу? Ведь теперь Святослав не то что воевать, дышать в мою сторону побоится. Киев – город своеобразный. Чуть не по нему, скажет князю: «Иди отсюда! Не надобен более!», и князь пойдет, никуда не денется.
Впереди показались купола Софии. Встреченные криком толпы, мы подъехали к храму. На паперти ждали Святослав в парадном облачении, митрополит с причтом. Мы с Всеволодом спешились и поклонились. Великий шагнул навстречу и заключил меня в объятия. Толпа, заполнившая площадь, заревела.