Без вас как-нибудь…
Ди Тулл тем временем продолжал, слегка повысив голос:
— Да, мы пользуемся ситуацией, чтобы заявить свое право, прописанное в Нееловском пакте. Но и вы должны понять — понять и признать! — что дальше так продолжаться не может. В мире смертных не должно быть места лишенным души. Сосуществование, добровольное или принудительное, между нами невозможно.
Несмотря на всю серьезность ситуации, у меня и тени сомнения не возникло по поводу того, что дядюшка Витар позволит привычному статус-кво измениться из-за одного сбрендившего вампира. Слишком уж густо кровь, пульсирующая в жилах-улицах огромного полиса, разбавлена адским ихором. Да и Древней кровью здесь тоже изрядно пованивает. Если кто-то возьмется огнем и каленым железом выпаривать и то и другое, Уру придется несладко! Блистательный и Проклятый пережил три Бунта нежити — этого вполне достаточно, чтобы никогда и ни за что не пожелать четвертого.
Но Витар молчал…
Глава XIII
КВАРТАЛ СКЛЕПОВ ДОЛЖЕН БЫТЬ РАЗРУШЕН!
Пока я в ожидании глядел на дядю, лейтенант-экзекутор уверенно гнул свое:
— Вот он, результат порочной практики, учрежденной властителями Ура: нежить орудует прямо на улицах города, убивая людей одного за другим. И это только начало…
— В Уре ежедневно убивают несколько человек, — холодным тоном, наконец, перебил рыцаря Витар. — Допустим, они умирают не от укусов вампиров, а куда более… прозаической смертью, но итог, тем не менее, один и тот же. Каждый день Мусорный патруль привозит в Реанимационный амбар мужчин и женщин, детей и глубоких стариков, скончавшихся от побоев, ножевых ран, болезней, голода, холода… Почему же это никак не тревожит орден? Где ваша мораль и ваша трепетная забота о человечестве? Неуловимый маньяк, именующий себя Святым Вешателем, за последние полгода ухитрился вздернуть на городских фонарях больше двадцати шлюх! Счет его жертв и по сей день, превышает кровавый счет Ренегата, но разве это интересует орден? Почему убийца с клыками более ужасен, нежели убийца без них? Почему струны человеколюбия у представителей братства начинают звенеть, лишь, когда это политически выгодно экзекуторам?
— Для пороков человечества найдутся свои судьи, не чета нам с вами, — гордо выпятил грудь Кастор ди Тулл. — За грехи и преступления каждый заплатит своей бессмертной душой, когда придет срок. Орден же защищает людей от преступников, души не имеющих либо изначально вверивших свою душу Преисподней. Им платить за грехи и злодеяния нечем, а, следовательно, и терпеть их мы не можем.
— «Мы»?
— Мы, — твердо повторил лейтенант-экзекутор. — Смертные. Те, кто исправно платит.
— Кое-что для оплаты своих грехов у этих… преступников все же есть, — задумчиво заметил Витар. — Например, жизни… если их так можно назвать. И головы. Если завтра голова того же Ренегата окажется насаженной на пику посреди центральной площади Ура, это будет платой. Недостаточной, конечно, но все же платой. Какие тогда основания возникнут у братства для того, чтобы истреблять наших граждан?
Если я правильно понимал ситуацию, дядя принялся сознательно провоцировать ди Тулла на очередную гневную отповедь. Старый интриган просто пережигал эмоции рыцаря, намереваясь после вспышек гнева сбить тон и направить разговор в более конструктивное русло.
— Граждан?! — Эмиссар магистра Ван Дарена аж задохнулся от гнева, — Случай с Ренегатом — лишнее доказательство тому, что с Тьмой заигрывать нельзя! И братство намерено прекратить это. Если потребуется, вооруженной рукой.
— Случай с Ренегатом не делает виновной молодую девушку, насильно обращенную в вампира, но нашедшую силы и мужество восстать против своей новой природы, отказаться от охоты на людей и подставить грудь под Скрижали запрета, — в тон ему откликнулся дядя, — Вооруженной рукой должен двигать закон, а не повод! Иначе справедливость становится относительной, ведь у каждого свое понимание добра и зла и свои мерки к ним. А закон Ура гласит: его гражданами являются живые и мертвые люди, обладающие разумом и свободой воли, принимающие руку короля и не претендующие на жизнь, разум и волю прочих обывателей!
Ох уж эта игра в слова!
Я прикрыл глаза, всем своим видом показывая, как далек от подобных диспутов. В глазах ди Тулла, должно быть, я представлялся не более чем здоровенным и тупым душегубом, эдаким личным бретером при вице-канцлере Дортмунде, счастливо избавленным от необходимости обсуждать вопросы морали, рассуждать о гуманизме, спорить по поводу ценности человеческого бытия и бесценности человеческой души. Отчасти справедливо… если, конечно, убрать слова вроде «тупой» и «душегуб».
Полная же правда заключается в том, что я слишком эгоистичный ублюдок, чтобы заботиться о нравах и ценностях целого общества. И ужасно далек от мысли навязывать свои представления о правильном и справедливом кому-либо еще. Порабощать своими идеалами окружающих — удел прочих. Тех, кто слишком слаб, чтобы жить с ними в одиночку, или, наоборот, слишком силен, чтобы не заставлять разделять то же самое всех вокруг. А я просто силен. Ровно настолько, чтобы при нужде незатейливо воплощать свои представления в жизнь независимо оттого, укладывается это в общепринятые правила или не совсем.
У бытия Слотеров есть свои преимущества…
— Вы, как любой сторонник теории дуализма, поднаторели в искусстве славословить, — упрямо сказал Кастор ди Тулл. — Но истина не облечена в красивые слова. Она выложена на улицах вашего же города мертвыми телами. Если не дать ей ходу сейчас, дальше все беды будут только нарастать, подобно снежному кому. Зло будет приумножаться, а люди — и дальше умирать, вновь и вновь оплачивая своими душами и своей кровью извращенное желание правителей Блистательного и Проклятого приручить адский пламень.
— Или умирать на войне, расплачиваясь кровью за кусок земли, вызвавший спор двух государей, — жестко отпарировал Человеколюб, — Или кончаться от голода, воздавая за ошибки столичных клерков при проведении очередной реформы налогов и податей. Или падать от мора, заплатив цену за неверие местного священника в достижения медицины. Платить приходится за все, и не всегда по своей воле. В этом истинная беда человечества, мессир рыцарь. В этом трагедия гуманизма и человеколюбия. Как бы ты ни старался сделать всем хорошо, делать это придется за счет кого-то конкретного.
— Но братство предлагает сбить эту чертову цену! — не сдерживаясь, рявкнул ди Тулл.
Достигший своей цели — вывести рыцаря из себя, — дядюшка Витар изобразил на лице оскал, имеющий отдаленное отношение к улыбке. И резюмировал:
— Нет. Братство предлагает всего лишь переложить ее на других плательщиков. Причем на тех, кому, по вашему же определению, и платить-то нечем.
От меня не укрылось, как ди Тулл раздраженно стиснул кулаки. Выиграть словесную дуэль у изворотливого и ловкого вице-канцлера, поднаторевшего в подобных баталиях, ему не светило. Что ж, тем разумнее с его стороны было вернуться к тому, с чего начался разговор. Лейтенант-экзекутор оставил попытки заниматься морализаторством и заговорил так, как следовало бы говорить с самого начала: как профессиональный солдат, которого прислали исполнять приказ, а не обсуждать его разумность — и уж тем более этичность.