Любовь и разлука. Опальная невеста - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Степанов cтр.№ 49

Увы, старушки приятельницы рано радовались. Не преуспев в Датском королевстве, Кремль обратил взор на соседнее Шведское. К королю Густаву Адольфу отправили посольство с предложением выдать за государя Михаила Федоровича сестру королевского шурина, курфюста Бранденбургского. Возмущению Мининой не было предела:

– Нешто мы калики перехожие, коих из одного дома прогонят в шею, так они к другому бредут? Один раз указали на ворота, второй раз будем позориться? Первая была хотя бы королевская племянница, а вторая неведомо кто! Сестра какого-то кур… курф… Господи, выговорить срамно. Курва заморская, одним словом!

– Не жди добра, коли учнут перебирать невест али женихов, – вторила ей бабушка. – Ксении Годуновой сватали множество иноземных женихов, но не ссудил Господь ей выйти замуж.

История Ксении была поучительной. Царь Борис Годунов решил устроить блестящий брак для своей единственной дочери. Сначала пригласили принца Густава, сына шведского короля, пообещав ему в удел Калугу. Шведский принц приехал, но при личном знакомстве оказался горьким пьяницей, гулякой и бабником. Отправляясь к невесте, он не постеснялся прихватить с собой свою давнюю любовницу. И такое поругание стерпели бы, но швед отказался креститься по православному обычаю. После неудачи со шведским принцем Борис Годунов сватал дочь к кесареву брату Матьяшу. Кесарь колебался, даже раздумывал, не жениться ли самому на Ксении Годуновой, которой отец обещал дать в приданое Тверское княжество. Но царь хотел, чтобы зять жил в Русском государстве, и кесарь не дал согласия на такое условие.

Обратились к королевичу Ягану, брату датского короля. Казалось, что на сей раз дело сладится. Датский королевич согласился стать русским удельным князем и приехал в Москву. Ксения Годунова видела его сквозь смотрительную решетку в Грановитой палате, и статный королевич ей очень понравился. Жених просил хоть одним глазком взглянуть на невесту, но ему не позволили. Была назначена свадьба, однако в канун свадьбы Яган заболел и умер, так и не увидев невесты.

Ксения долго убивалась по королевичу, быть может, предчувствуя свою горькую судьбу. Сватали к ней иных женихов, в том числе грузинского царевича, но уже меч Божий был занесен над Борисом Годуновым и его детьми. Когда воцарился Лжедмитрий, невинную царевну Ксению привели к нему на поругание. Самозванец срезал спелый колос, который берег и лелеял Борис Годунов.

– Что проку в заморских девках? – недоумевала Минина. – То ли дело наши русские красавицы! К примеру, твоя внучка всем хороша, разве только дородностью не взяла. Надо ее подкормить.

Марья невесело подумала: «Благодарствую, не надо! Меня уже кормили как на убой, плохо кончилось». Однако Минина проявила настойчивость. Она удвоила количество гостинцев, привозимых с собой, и навязчиво потчевала бабушку с внучкой.

– Хозяйку тешь, пироги ешь! – приговаривала она, доставая из корзины пироги с ревенем и капустой.

От обильного вдовьего угощения Марья заметно поправилась, чем заслужила одобрение бабушки. Других развлечений, кроме мининских пирогов, слободка предоставить не могла. Велено было ждать в Нижнем до государева указа, а указа не было. Дяди тоже не торопились в Нижний, чего им коротать свой век со старой матерью и опальной племянницей. К тому же жена Ивана родила, и он весь погрузился в заботы о своем семействе.

Особенно тоскливо стало зимой. Без мужчин неприлично выходить на улицу, поэтому бабушке и внучке приходилось сидеть за высокой оградой. Даже бабушка вздыхала, что в Тобольском остроге было веселее, а Марья с тоской вспоминала вольную поездку к Белогорью. Даже провонявшая тухлой рыбой аманатская изба сейчас казалась ей завидным приютом. За зиму бабушка Федора еще сильнее одряхлела. Она стала медлительной, поздно пробуждалась и после трапезы впадала в старушечью дремоту. Зимой рано смеркалось, Марья зажигала свечу и бесцельно мерила шагами невеликие хоромы говядаря. На лавке похрапывала бабушка, по углам сгущалась мгла, которую не мог рассеять слабый свет свечи. Подвывала метель, и в ответ хотелось завыть по-волчьи.

Дружная весна принесла щемящую тревогу и непонятное томление духа. Марья смотрела на очистившуюся ото льда Оку и чувствовала стеснение в груди. Наверное, платье стало ей тесно. Но вечером, когда она сбрасывала тесное платье и оставалась в просторной сорочке, томление не исчезало. Она подолгу ворочалась, перина казалась ей жаровней, тело пылало. Заснуть удавалось только под утро, но сон был тревожный. Ее смущали странные сновидения. Однажды ей приснился сын боярский Петр Албычев, который дерзко подошел к ней, прильнул устами к устам и стал ласкать, не обращая внимания на протесты девушки. Марья проснулась в испарине. Вспоминая сновидения, она заливалась румянцем. Было нечто дерзкое и притягательное в бесстыдных ласках, которые расточал приснившийся сын боярский. Ложась спать, она боялась признаться самой себе, что хочет повторения сна. К ее разочарованию, сон не повторился, однако часто приходили другие сновидения, столь же сладкие и греховные.

Внимательный глаз Мининой приметил ее состояние. Улучив минуту, когда бабушка дремала, вдова сочувственно промолвила:

– Заневестилась ты, государыня! Небось томление в грудях?

Марья ничего не отвечала, только вдруг зарыдала. Даже упомнить не могла, когда плакала. С кремлевского верха сводили – слезинки не проронила. В ссылку отправили – только посмеивалась. Когда Петра Албычева провожали, было тоскливо на сердце, но ведь не заплакала. А тут полились слезы в два ручья. С измальства была смелой, уповала только на собственные силы. Но сейчас ей хотелось, чтобы кто-нибудь пожалел ее. Она уткнулась в плечо Мининой и рыдала, а вдова ласково поглаживала ее и успокаивала:

– Слух прошел, что с заморской курвой не заладилось. Погоди, вернутся сваты к православным девицам.

Минина как в воду глядела. Когда патриарх Филарет поставил непременным условием, чтобы сестра курфюрста крестилась в православную веру греческого закона, шведский король Густав Адольф отвечал, что ее княжеская милость даже для русского престола не откажется от спасения души и потому он, король, видит, что все труды по этому делу напрасны. В Москве погоревали и решили более не искать заморских невест, а по дедовскому обычаю собрать со всей земли православных девиц и выбрать из них лучшую. Впрочем, шептались, что смотр устроят для приличия, так как невесту великому государю уже подобрали. Все в один голос хвалили писаную красавицу княжну Марью Владимировну Долгорукую. Говорили, что великому государю показали девицу через потайное окошко и он был пленен ее статью.

Известие о красавице княжне окончательно подкосило бабушку. Слезы беспрестанно катились по ее морщинистым щекам. Марья утирала мокрые глаза бабушки, успокаивала ее, как могла. Старушка кивала головой и только всхлипывала. Марья глядела на одряхлевшую старушку и с жалостью думала, что ей вряд ли удастся пережить следующую зиму. Что она будет делать, похоронив бабушку и оставшись одна? Придется идти в монастырь. Ведь ее предупреждали, что иночества не избежать. Тогда зачем было уезжать из Верхотурья? Какая разница, где навсегда отречься от мира?