Любовь и разлука. Опальная невеста - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Степанов cтр.№ 10

– Ведомо ли тебе, князь Иван княж Петров сын Буйносов-Ростовский, что вывоз мехов мимо казны настрого воспрещен указом великого государя Михаила Федоровича всея Руси, да и допреж того все великие государи такие же грамоты присылали: и царь Борис, и царь Василий. Даже от самозванца ложного Димитрия был запрет, – грозно вопрошал подьячий.

– Мне ложный Димитрий не указ! И все царские грамотки ложные и вами, ворами, писаны. И я на те ложные грамотки плюю и ими гузно тру! – бушевал Буйносов-Ростовский, наглядно показывая, куда он употребит царские грамоты.

Воевода мигнул слуге, чтобы побыстрее увели опальных. Направляясь в отведенную им пристройку, Александр Желябужский сказал брату:

– Поладят они с князем без свидетелей.

– Угу, – отвечал ему Иван. – Только один сундук придется отдать.

Видать, князь Буйносов-Ростовский чуял неминуемую погибель одного сундука и от этой мысли приходил в исступление. Но как иначе спасти два других сундука? Только тогда их можно вывезти за Камень, когда их опечатают сургучом с оттиском соболя под деревом и вырезанной кругом надписью «Печать государева земли Сибирския города Верхотурья».

Через несколько дней ссыльных отправили речным путем в Тобольск. Бабинов должен был везти за Камень князя Буйносова, удрученного потерей трети мехов, а еще более встревоженного предупреждением Желябужских, что в Москве ему могут припомнить тобольские забавы со стольниками. Стрельцов отпустили восвояси. Пятидесятник места себе не находил от радости, что возвращается в любимую Москву. Теперь опальных должен был сопровождать отряд казаков на двух дощаниках.

Бабинов проводил ссыльных до села Меркушино ниже по Туре, где было устроено плотбище. Опальные дворяне погрузили свои пожитки в дощаники. Марья с бабушкой Федорой разместились на одном судне, братья Желябужские с теткой – на другом. Дощаники отчалили. Бабинов, стоявший на берегу, замахал им вослед:

– Прощай, государыня! Может, доведется встретиться!

– Велика ли Сибирь? – расспрашивала Марья Хлопова седого казака, ловко управлявшегося с поносным веслом. Стоило ему чуть шевельнуть длинным веслом, прикрепленным к носу дощаника, как судно отворачивало от коварной кошки – песчаной отмели, которыми изобиловала Тура.

– Сибирь-то? – неторопливо, как и все обитатели здешних мест, отвечал кормщик. – Однако какое велика? Шестьдясят саженей в поперечнике – вот и вся Сибирь! Доброго слова не стоит.

Марья недоуменно воззрилась на извилистую Туру. Кругом, сколько доставал взор, простирались немереные версты пустынных земель, а пожилой казак толковал о саженях. Дядя Иван, краем уха прислушивавшийся к беседе племянницы с кормщиком, усмехнулся:

– Он толкует о кучумовой столице Сибири. Скажи, Иванко, отчего вся Закаменная страна прозывается Сибирью?

Казак Иванко Дурыня, на мгновение опустив весло, почесал в седом затылке:

– Однако, не знаю, боярин. Старая Сибирь, али Кашлыком ее также прозвали, была начальным градом Кучумова царства. Тамо, под горою, речка Сибирка течет. Оттоле же и вся страна нарицается Сибирью.

Начитанный дядя заспорил с неграмотным казаком:

– Великий Рим был начальным градом Италии, однако же страна нарицается не Римом, а Италией от некого Итала, обладавшего странами вечерними, яко ж свидетельствуют хроники. Ты не слышал ли, может, царствовал в давние времена некий царь Сибир, по коему обрели нарицание и град Старая Сибирь и вся земля Сибирская?

– Не берусь сказать, боярин. Прежде того како нарицалась Сибирская страна, того испытать невозможно и в память никому не вниде.

При отплытии из Верхотурского острога Артемий Бабинов посоветовал держаться старого кормщика, присовокупив, что он человек бывалый, из старой Ермаковской сотни. Мало осталось казаков, которые вместе с атаманом Ермаком сыном Тимофеевым подвели Сибирскую землю под высокую государеву руку. Кто еще жив, бродят от старости и немощи меж чужих дворов, побираются Христовым именем. А кормщик еще крепок телесно и служит уже четвертый десяток лет.

Иванко Дурыня занимался доставкой государевых грамот и перевозкой ссыльных в Сибирь. По его словам, от царствующего града Москвы до первого сибирского города Верхотурья было две тысячи верст, а поспевают зимней дорогой с возами неспешно за шесть недель, а спешно – за три. От Верхотурья до Тобольского острога можно проплыть по большой воде за две-три недели, а если плыть дальше до Сургута, то еще четыре недели. Дурыня знал всех, кто служил в Сибири. Он долго расспрашивал Марью о здоровье Мирона Тимофеевича Хлопова, бывшего нарымского воеводы. Вспоминал Василия Хлопова, в незапамятные времена служившего письменным головой в Таре. Просил передать поклон Гавриле Хлопову, которого знал по Тобольску. Дядям сказал, что их отец Григорий Григорьевич был строгим начальником.

Марья пыталась выведать, какого рода-племени Дурыня, но узнала только, что он гулял когда-то с казаками по Дону и Волге. В устье Волги казаки подкараулили казенные суда, на которых плыли кизилбашские послы и бухарские купцы. Послы везли царю подарки от персидского шаха. Кизилбашских послов и бухарцев ограбили дочиста, подарки, предназначенные для царя, продуванили всей казачьей ватагой. Старый кормщик нисколько не раскаивался в содеянном и упирал на то, что ограбление произошло на реке.

– Подумаешь, чурок побили! Плывешь по воде, не зевай! Гляди лучше за своим добром, а то налетят добры молодцы и отобьют товар! Река и море вольные аки небо! Не земля, где все разделили и огородили!

Его рассуждения напомнили Марье рассказ дохтура Бильса о книге голландского немца Гуги Гроциева. Как там дохтур называл на латыни? Маре либерум – Вольное море! Каждый имеет право плавать и приискивать свое счастье. Но в Москве иначе смотрели на такую дерзость. От царя Ивана Грозного пришел указ изловить воровских казаков. Многих посадили на кол или повесили. Из Посольского приказа отписали шаху, что казнили смертью до четырех сотен воров. Остальные ушли вверх по Волге.

Казакам надо было придумать, где укрыться от царского гнева. Прошел слух, что гости Строгановы кличут в свои вотчины охотчих людей всякого звания. Строгановы пытались защитить свои варницы от нападений Кучума, сына владетеля Бухары, утвердившегося на престоле Сибирского царства. Требовались отчаянные храбрецы, чтобы справиться с набегами безбожных мурз и пелымских князьков, подручных Кучума. Гости зазывали казаков на службу и сулили им заступничество перед царем и воеводами.

По обычаю собрали казачий круг. Не все прельстились сладкими посулами. Атаман Богдан Барбоша отказался идти в услужение гостям. Атаманы Ермак Тимофеевич и Иван Кольцо решили попытать счастья в строгановских владениях по Каме и Чусовой. Они приплыли в укрепленный Орел-городок в разгар очередного набега. Царевич Алей, сын Кучума, пожег Соль Камскую и много худого над православными христианами причинил. Казаки оборонили от татар Орел-городок, но им было зазорно сидеть в осаде. Стали они мыслить, как им дойти до Сибирской земли и до самого царя Кучума, дабы взять медведя в его берлоге. Собрали припас, потребный для дальнего похода, но тут вышла заминка. Максим Строганов соглашался дать порох и свинец только на кабальных условиях.