— Ух ты! — весело удивился Гена, услыхав про яйца. — Он еще
разговаривает!
— Виктор Иваныч, здравствуй, — сказал Олег в телефон и
поморщился — на заднем плане в трубке слышался какой-то непривычно громкий шум,
отвлекал. — Я почти приехал. Да. Через десять минут буду.
В трубке слегка помолчали, а потом сказали, что ждут, и Олег
понял, что партнер недоволен. Сам партнер был человеком обязательным и немного
напоминал благообразного купчину из пьес Островского.
Несмотря на «купчину», Виктор Иванович Назаров был
исключительно деловит и влиятелен, и Олег не любил его подводить. А сейчас
выходило, что подводит — и барышня повстречалась, и Василий Дмитриевич
навязался, и вот теперь… Гена себе развлечение устроил.
Олег Петрович высунулся в окно — в лицо сразу дохнуло
морозным уличным воздухом — и сказал негромко в ту сторону, где топтался его
водитель, взятый в тиски хулиганствующим элементом:
— Гена, нам нужно ехать.
— Цвай секунд, Олег Петрович!
— Вали его, Вован, — взвизгнул один из элементов и прыгнул
на Гену. — Я тебе ща фотку попорчу! И «мерсюка» твоего разнесу!
— Гена, — повторил Олег Петрович недовольно.
— Айн секунд, Олег Петрович!
Одним движением он сгреб обоих молодцов в кучу, сшиб их
лбами, словно тесто помесил как следует, — молодцы обвисли, и лица у них
обессмыслились. Гена пооглядывался по сторонам, не зная, куда бы ему их
пристроить. Тащить мимо машины не хотелось, и бросить тоже не бросишь, ни
пройти, ни проехать будет нельзя, не давить же их, в самом деле!..
Гена Березин ничего лучше не придумал, как пошвырять обоих в
облупленную дверь подъезда. Должно быть, только этот подъезд и остался во всем
переулке открытым, все остальные давно раскупили под офисы, закрыли
бронированными дверями, оснастили кодовыми замками. А этот, последний, с
покосившейся коричневой дверью, хлопающей от морозного ветра, оказался самым
подходящим местом.
Свободной рукой Гена наотмашь распахнул хлипкую дверцу и
головой вперед, одного за другим, швырнул их в полумрак, приговаривая при этом:
— А еще про яйца рассуждают!.. А того не знают, что машина у
нас не «мерин» называется, а «Мейбах»!..
Договорив всю эту бессмыслицу. Гена отряхнул ладони, сказал
тому, длинноволосому и окровавленному у стены, чтобы шел домой, и вернулся в
машину.
— Куда тебя понесло? — помолчав, спросил Олег Петрович,
когда «Мейбах» тронулся. — Зачем?..
— Да нехорошо, когда двое на одного, Олег Петрович!
— А тебе-то что?
— А я не человек, что ли?
Олег вздохнул.
— Я тоже человек, — пробормотал он себе под нос, — и,
кажется, никого не волнует, что этот человек опаздывает.
В зеркале заднего вида Гена поймал его взгляд:
— Это наезд, Олег Петрович?
Впрочем, Олег сам прекрасно понимал, что винить Гену в
опоздании смешно. К Василию Дмитриевичу, которого «бес попутал», он поехал
исключительно по собственной воле, да и барышню провожать до ее элитной
многоэтажки Гена его тоже не заставлял! Так что нечего на Гену пенять, коли у
самого рыло в пуху!..
— А все-таки нехорошо, когда двое на одного, Олег Петрович.
Всегда помочь охота, а потом разберемся! У нас в полку сержант был, так он
говорил: какою мерою мерите, такой отмерено будет и вам.
— Это не сержант, — глядя в окно, скучным голосом поправил
Олег. — Это Лука.
Гена подумал немного.
— Да нет, не Лука его звали. Его звали Петраков Евгений. А с
чего вы взяли, что Лука-то?
— С того, что это цитата из Евангелия от Луки.
— А Петраков тогда при чем?
— А тогда и выходит, что Петраков ни при чем! — весело
сказал Олег Петрович и выбрался из машины перед неприметной дверцей, на которой
была затейливо нарисована литера «М». Литера была изображена таким образом, что
не было до конца понятно, что такое скрывается за дверцей — общественный ли
сортир для мужчин или же некий секретный вход в метро.
И то и другое предположение были бы ошибкой. Едва машина
Олега Петровича остановилась перед дверкой, как та распахнулась и из нее
выскочил дюжий охранник, но не какой-нибудь штатский, а в самой настоящей
камуфляжной форме и с самым настоящим «Калашниковым», болтающимся на бедре.
Должно быть, и машина, и сам Олег Петрович были охраннику
хорошо известны, потому что он замахал руками, приглашая Гену проехать на
крошечную стояночку, огороженную мавзолейными голубыми елочками, но почему-то в
кадках, а перестав махать, открыл перед гостем дверь.
Олег вошел, на ходу снимая куртку и смутно сожалея о том,
что не успел переодеться. Виктор Иванович Назаров, человек деловитый и
обстоятельный, был большим поборником так называемого делового стиля и никаких
вольностей в одежде не признавал. Впрочем, переодевание заняло бы еще полчаса,
а Олег и так опоздал.
Он взбежал по широким ступеням, привычно обошел рамку
металлоискателя, установленную при входе, и оказался — нет, не в метро и не в
мужском отделении сортира, а в богатом вестибюле престижнейшего, секретного и
закрытого для посторонних клуба «Монарх».
Швейцар в малиновой ливрее выскочил из-за полированной
дубовой стойки, на ходу перехватил у Олега Петровича куртку, а в ладонь ему
вложил тяжеленький и очень солидный номерок.
Олег кивнул, мельком глянул на себя в большое зеркало,
обрамленное искусной резьбой, и прошел дальше.
Блистательный дворец Топ-Капы в Стамбуле с его восточной
чрезмерностью и неописуемой роскошью убранства каждому входящему в помещение
клуба должен был представляться жалкой и бедной лачугой!.. Султан Мехмед,
построивший стамбульский дворец, наверное, зарыдал бы от отчаяния, если б хоть
раз ему удалось побывать в парадных покоях «Монарха», и начал выдергивать
волосы из своей султанской головы и посыпать ее пеплом, а затем приказал бы
повесить всех придворных архитекторов. И дело даже не в роскошной лепнине
высоченных потолков, и не в золотых светильниках, которые держали в пухлых
ручонках шаловливые и лукавые купидоны, и не в роскошных коврах, сотканных
вручную иранскими мастерицами, и не в каррарском мраморе, которым были отделаны
громадные камины, и не в разноцветных бликах веселого света, брызгающих во все
стороны от хрустальных подвесок громадных люстр, и не в наборном начищенном
паркете, по которому бесшумно скользили услужливые и незаметные официанты, а в
том состоянии уюта и комфорта, который охватывал каждого, кому посчастливилось
проникнуть в это волшебное место!
Здесь собиралась московская знать самой высшей пробы, если
только у знати на самом деле есть место, куда можно поставить эту самую пробу!
Здесь, в исключительно семейной и дружественной обстановке, выпивали перед
концертом глоток отличного коньяку знаменитые скрипачи и дирижеры, а
респектабельные адвокаты, попыхивая сигарами, назначали встречи не менее
респектабельным клиентам, попавшим в щекотливое положение. Здесь отродясь не
побывал ни один нахальный журналист в обтрепанных и не слишком чистых джинсах и
с диктофоном — почти что фигой! — в кармане. Здесь заключались миллионмие
сделки и расторгались устойчивые браки. Здесь шли ко дну финансовые «Титаники»
и создавались новые, ничуть не хуже прежних. Здесь не принято было громко
говорить о делах, и пара мужчин в итальянских костюмах, раскинувшихся друг
против друга в удобных кожаных креслах, не привлекала ничьего повышенного
внимания. Ни один уважающий себя член клуба ни за что на свете не нарушил бы
уединения другого.