Черный лед - читать онлайн книгу. Автор: Энн Стюарт cтр.№ 39

У таксиста в багажнике нашелся рулон клейкой ленты, и это спасло ему жизнь. Бастьен туго, но аккуратно спеленал его, запихнув ему в рот его же собственный носовой платок перед тем, как его заклеить. Рано или поздно его найдут — Бастьен прикинул, что у них есть самое большее шесть часов, скорее даже меньше. Хлоя все еще неподвижно сидела на заднем сиденье машины, и он оставил ее там, захлопнув дверь и перебравшись на водительское место. Он включил сигнал «еду в парк» и вырулил навстречу рассвету — таксист, возвращающийся домой после долгой рабочей ночи.

Жаль, что он не убил водителя, — это дало бы им верных двенадцать часов, прежде чем жена заявит о его исчезновении. Может, даже больше. Исчезновение какого-то таксиста парижский полицейский департамент вряд ли будет расследовать с чрезмерной старательностью. Там, скорее всего, решат, что он сбежал с подружкой и рано или поздно вернется к разгневанной жене.

Еще один признак того, что он пережил свою полезность, подумал Бастьен. Милосердие было слабостью, которую агент не мог себе позволить. Он бросил взгляд на заднее сиденье. Хлоя сидела, плотно закутавшись в его пальто, и бессмысленно смотрела перед собой широко открытыми глазами. Рано или поздно шок ее отпустит, и она забьется в истерике. Ему нужно спрятать ее где-нибудь до того, как это произойдет.

До вечера он не мог посадить ее на самолет. Какое-то время всерьез рассматривал возможность отправить ее из какого-нибудь меньшего аэропорта, вроде турского, но затем ее отверг. Они будут прочесывать все аэропорты, так что он остановился на аэропорте имени Шарля де Голля, где у него было несколько контактов, о которых не знали даже Томасон со товарищи.

Нужный дом он нашел достаточно легко, хотя и потратил минут двадцать, описывая круги вокруг него, чтобы оторваться от возможной слежки. Это место перестали использовать два года назад, когда оно было безнадежно скомпрометировано, и к тому времени, как Комитет о нем вспомнит и наконец проверит, они, скорее всего, прочешут множество действующих конспиративных квартир. А это означает, что Бастьен и Хлоя получат еще несколько драгоценных часов.

Насколько он мог определить, никто за ними не следил. Это был большой старый дом на дальней окраине Парижа, заброшенный с пятидесятых годов. Он стоял в границах чьего-то частного землевладения, и было странно, что никто не стремился выяснить, чья на самом деле это земля. На бумаге она принадлежала родным старой дамы, чьи права на имущество находились в столь запутанном состоянии, что распутать их не было никакой возможности. В действительности же это был дом одного коллаборанта, и чердаки его были набиты трофейными сокровищами. Эти сокровища стали частью военного бюджета Комитета — тех, кому на самом деле принадлежали бесценные произведения искусства и драгоценности, уже не было в живых, и пользоваться ими они не могли.

А еще в нем была оборудована тайная комната, в которой три недели скрывался предыдущий владелец, пока союзники освобождали Париж. Сам Бастьен пробыл здесь несколько дней и знал, что именно такое защищенное убежище ему сейчас и требуется. За последние несколько дней он спал очень мало, и ему нужно было поспать часок-другой, прежде чем его мозг опять сможет функционировать. Прежде чем он сможет принимать правильные решения вместо того, чтобы глупо поддаваться чувствам.

Он свернул в узкий переулок, который подходил к зданию с тыла, закрыл за машиной покосившиеся деревянные ворота и поставил ее поближе к каким-то кустам, надеясь, что это поможет обмануть наблюдение с воздуха. Ему нужно было всего лишь несколько часов.

Хлоя, которую он стащил с заднего сиденья, двигалась как автомат. Это было бы прекрасно, если бы он мог быть уверен в том, что она в течение нескольких следующих часов не выйдет из этого состояния, но ему и так уже повезло больше, чем он мог надеяться. Он провел ее в пустующее здание, помог подняться по замусоренной лестнице мимо разбитых окон и брошенной мебели на три этажа и завел на пустой чердак. Ее оцепенение сохранялось до тех пор, пока он не нажал кнопку, спрятанную в стенке старого дымохода, и скрытая дверь скользнула в сторону, открыв маленькую комнатку.

Бастьен не был готов к такой реакции. Она разом перешла от вялой покорности к полнейшей панике, забилась в его руках, попыталась вырваться, завизжала…

Есть множество способов заставить человека замолчать, точнее, потерять сознание. Если бы он сообразил, что она вот-вот сорвется, сделал бы это более мягко, но сейчас у него не было выбора — он ударил ее, точно рассчитав силу, и сознание покинуло обмякшее тело.

Бастьен подхватил Хлою, не дав упасть, втащил в крохотную комнатку и закрыл за собой дверь. Они оказались заперты во тьме, но он хорошо ориентировался в этом пространстве. В остальных помещениях дома электричества не было, но техническое оборудование этой комнаты было превосходным. Он не собирался это проверять — он вообще не собирался делать ничего, что могло бы сигнализировать об их присутствии. Он дотащил Хлою до кровати, стоящей у стены, и уложил ее там, закутав своим пальто. Здесь было только одно окно над головой, но оно было задернуто черной тканью, через которую не проникал ни единый луч света.

Сознание вернется к ней не раньше чем через час, может, еще позже. Он взглянул на свои часы, на которых светились цифры — единственный свет в чернильной тьме. Было всего около восьми утра, и он не спал сорок восемь часов. Не было смысла добираться до аэропорта в течение следующих двенадцати часов, а между тем даже один час сна существенно исправил бы положение.

Кровать была слишком узкой, а он не собирался делать ничего такого, что могло бы потревожить Хлою. Ему приходилось спать и в худших условиях, он был тренированным человеком. Он взял с постели одно из тонких шерстяных одеял, укрыл Хлою вторым, а сам растянулся на твердом деревянном полу. Его тело ныло — он чувствовал себя старше своих тридцати двух лет. Работа на Комитет — это игра для молодых, на ней выматываешься как собака и раньше времени становишься стариком.

Он закрыл глаза и пожелал себе заснуть немедленно. Но как его дух боролся против Комитета, так и его тело сопротивлялось его командам. Он лежал минут пять, уставившись во тьму, слушая шелест дыхания Хлои, и не мог понять, что же такое, черт его дери, он творит.

А потом заснул.

Она была в ловушке. Задыхалась в непроницаемой тьме, тяжесть придавливала ее, отнимала у нее зрение, отбирала дыхание, тьма и запах крови заполонили все вокруг, и она увидела Сильвию, лежащую в багровой луже, с перерезанным горлом, с открытыми невидящими глазами, в любимом платье, заскорузлом от пропитавшей его крови. Сильвия пришла бы в ярость. Она бы хотела, чтобы ее похоронили в этом платье, она его так любила. Он перерезал ей горло — этот человек перерезал ей горло, — тот самый человек, который сказал, что убьет ее? А она позволила ему забрать ее с собой, как дура, в эту слепую тьму, в которой невозможно видеть, невозможно думать, невозможно дышать, можно только открыть рот и крикнуть…

Он поймал ее, когда она стремительно соскочила с кровати, и его руки железным обручем обхватили ее тело. Она боролась с ним как сумасшедшая, одна-одинешенька во тьме, а на нее навалились смерть и кровь, но он был сильнее, намного сильнее. Он зажал ей рот ладонью, не давая кричать, а она укусила его изо всех сил, глубоко вонзив зубы, так что почувствовала вкус крови во рту, но он не отдернул руку.