У Сангеева было две дочери, каждая из которых уже успела
выйти замуж, родить детей и уехать в другой город. Старшая дочь переехала в
Махачкалу, где ее супруг работал в городском суде, а младшая уехала в Литву,
куда перебрался ее муж, сумевший получить даже литовское гражданство и
устроиться на работу в таможню. Сангеевы остались втроем в большом отцовском
доме, в котором раньше жило не меньше десяти человек, – майор, его супруга и
теща, которой было уже под восемьдесят. Как невесело шутил сам Ильдус Сангеев,
он все время ждал, когда половину его большого дома отдадут под какие-нибудь
административные нужды, разместив там поликлинику, или переведут туда его
отделение. В его доме было гораздо больше свободного места и целых шесть
комнат. Правда, там не было тюрьмы, но изолятор и так пустовал почти все время.
Зато был погреб, в котором хранились соленья и вино.
Кроме самого майора, в отделении служили еще два сотрудника:
сержант Ризван Максудов и лейтенант Альберт Орилин. Сержанту было сорок пять
лет, он прослужил в милиции всю свою жизнь и собирался скоро выходить на пенсию.
У него было четверо детей, старшему из которых было семнадцать, а младшему –
восемь. Его супруга работала главным акушером в местной больнице и пользовалась
особым уважением местного населения. Может, поэтому сержант обладал покладистым
характером: он привык, что все важные вопросы решает его супруга Хатира.
Лейтенант Альберт Орилин приехал сюда только два года назад.
В первые четыре месяца он честно ходил на службу, тщательно брился,
патрулировал улицы, делал замечания громко кричавшим женщинам и разнимал
задиристых молодых людей. А потом у него началась обычная депрессия, которая
случается в подобных местах. Он начал пить, перестал бриться, стал опаздывать
на работу, а однажды даже два дня не выходил на службу. Майор Сангеев приехал к
дому, в котором снял себе комнату молодой сотрудник, в полдень и попросил
старую хозяйку пойти на базар и не появляться в доме в течение ближайших двух
часов. Что произошло между майором и лейтенантом, никто так и не узнал. Но на
следующий день майор появился на службе, чуть прихрамывая, а Орилин вышел на
работу с синяком, расплывшимся вокруг левого глаза. С тех пор он исправно
выходил на работу; правда, брился через день или через два.
Примерно три месяца назад он сошелся с Алиной, местной
женщиной, которая в одиночку воспитывала дочь. Ее муж уехал куда-то на Урал еще
четыре года назад и с тех пор не писал и не появлялся в этих местах. Алина
работала в небольшом магазине, кормила себя и свою дочь. Ей было далеко за
тридцать, Орилину – только двадцать пять. Но они сошлись, и вскоре он переехал
к ней. С тех пор лейтенант брился почти ежедневно и настроение у него
значительно улучшилось.
Так они и существовали – трое сотрудников милиции на
небольшой городок или поселок городского типа. Хотя официально считалось, что
городской статус еще никто не отменял.
Ильдус Сангеев еще раз посмотрел на пустую улицу и вздохнул.
В феврале на улицах почти не бывает людей. Здесь редко выпадает сильный снег,
но пронизывающие холодные ветра буквально простреливают любого, кто
осмеливается долго находиться на продуваемых улицах. Поэтому все сидят по домам
или на своих рабочих местах. В городе уже давно нет ни консервного завода, ни
обувного комбината, ни фабрики по переработке шерсти. Но зато есть небольшое
предприятие по выделке кожи; работают две школы, поликлиника, библиотека,
книжный магазин, в котором давно уже не было никаких новых поступлений, местная
больница, почта, различные коммунальные службы, хлебокомбинат, сразу четыре
бара, два ресторана, небольшой отель «Мечта», в котором почти никто и никогда
не останавливался, но который исправно работал все эти годы, а также два
кооператива, один из которых делал кожаные ремешки для часов, поставляемые
куда-то в российские области, а второй, более крупный, занимался производством
сметаны, местного кефира, называемого гатыком, творога и других молочных
продуктов, благо у многих жителей еще были свои коровы, которые помогали им
выживать.
Ближе к двум часам на улицах появятся десятки детей, идущих
по домам. В этом городе не было принято провожать детей в школу или встречать
их после занятий. Все друг друга знали, редкие машины почти никогда не нарушали
Правил дорожного движения, и дети, предоставленные самим себе, спокойно ходили
в школу и обратно, ничего не опасаясь. Единственным происшествием, которое
произошло за последние десять лет, был случай, когда бегающий без присмотра
козел легко поранил одного из мальчишек. Козла сразу приговорили к смертной
казни, а мальчика отправили в больницу, откуда он вышел через три дня.
В другом конце улицы находилось здание горисполкома, как его
называли в конце семидесятых. Тогда там был горком партии и горисполком, в
котором работали больше ста человек. Но парткомитет закрылся в девяносто
первом, а горисполком отменили уже в девяносто третьем. Мэром города выбрали
уважаемого человека, бывшего первого секретаря горкома партии Магомеда Салиева,
который проработал на своей должности больше десяти лет и упрямо называл себя
не мэром, а председателем горисполкома. Он и умер на своем посту, в кабинете,
сидя за бумагами. Ему было только шестьдесят шесть лет, и, по местным меркам,
он был еще совсем не старым человеком. Его заменил Эльбрус Казиев, энергичный и
инициативный заместитель Салиева, который принял руководство городом еще в
позапрошлом году. Говорят, что у него были большие планы по развитию города. Но
их не утвердили в области, не выделив никаких средств на развитие. Город
считался депрессивным и вымирающим, поэтому руководство области не видело
смысла в его развитии. К тому же он находился в очень неудобном месте. На юге
шоссейная дорога через семьдесят километров обрывалась государственной
границей, которая возникла здесь еще в девяносто первом, но только в девяносто
девятом была значительно укреплена и четко обозначена. А на север дорога шла
лишь до соседнего города. Дальше дороги просто не было, она была перекрыта
гигантским оползнем, обрушившимся еще в девяносто восьмом. Из соседнего города
уходила другая дорога в центр области, и поэтому он вместе со своим химическим
комбинатом считался куда более перспективным, чем город майора Ильдуса
Сангеева. Ведь население «соседа» насчитывало около четырнадцати тысяч человек.
И это при том, что он считался небольшим и в прежние времена насчитывал только
двадцать тысяч жителей. Но работа на химическом комбинате и вокруг него кормила
многих.
Рассказывали, что в поисках денег для вымирающего города мэр
сумел добраться даже до столицы. Но никто не понимал его тревог и опасений.
Город был обречен на медленную смерть. Для пограничников это была территория в
глубине страны, для соседнего города – конкурент, откуда приезжали на работу
люди, для области – депрессивный городок, который почему-то не хотел умирать, а
для столицы – далекая провинциальная точка, о которой никто и никогда не
слышал, да и не хотел слышать.
Эльбрус Казиев вернулся в город, понимая, что никто и
никогда им не поможет. Соответственно, он так и стал относиться к своим
обязанностям, понимая, что всего лишь помогает его жителям продлевать время
своего пребывания в этом городе. Нет, он по-своему был инициативным
руководителем, хорошим организатором. Но только для того, чтобы «больной
окончательно не умер». На реанимацию и выздоровление больного города не было ни
средств, ни сил. И самое страшное, что для этого не было никакого желания – ни
у руководства области, ни у руководства страны, ни у Эльбруса Казиева, который
понимал обреченность всех попыток возродить город.