Ида Верде, которой нет - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Шумяцкая, Марина Друбецкая cтр.№ 2

Шофер сигналил уже несколько минут — помощь не помешала бы.

Машина пришла снизу, из Нальчика.

Дверца открылась, и, бросив на сиденье плед, из авто вылез Алексей Лозинский. Тут же провалился в снег, с трудом выбрался. Прикрыв лицо от метели, посмотрел вверх. Неприятное подозрение, интуиция, было время, редко его обманывавшая, уже час гнала таксомотор по опасной горной дороге. Вот вдалеке на белом полотне склона возникла темная фигурка.

Лозинский спешно двинулся к станции канатной дороги. Что-то не так… Не так…

— Бог мой, это же Лозинский! Муж Верде! Что-то сегодня будет! Продолжение скандала! — залепетала оставленная внизу в студийном грузовике помощница гримерши, увидев высокого мужчину, который торопливо прокладывал себе тростью путь в снегу.

Но никто не обратил внимания на ее возгласы.

Гесс прижимал ухо к холодному металлу камеры, пытаясь разобраться, откуда идет свист. Надсадное гудение, похожее на крик птицы, уже перекрывало остальные звуки. Но источник? Где его источник?

Вдруг на отвесном склоне, что вертикальным занавесом располагался в глубине кадра — выше горизонтали, по которой, увязая в снегу, бежала сейчас Ида (она странно притормаживала, будто в замедленной съемке), — Гесс увидел черную точку. Ранка в белом покрывале снега. Ранка стала расползаться. И он понял…

— Ида! Назад! Все к деревьям! Держитесь за деревья! — закричал Гесс. Лавина!

Лавина уже тронулась. Гесс видел происходящее в замедленном режиме. На самом деле снежная волна мчалась со скоростью океанской. «Вот откуда был свист!» — пронеслось в голове у Гесса. От вселенского грохота, заполнившего пейзаж, отделялся звук, казавшийся теперь совершенно кукольным: все еще работающая камера стрекотала, как детская игрушка. Еще полминуты — пленка закончилась, — и камера закрутилась вхолостую.

Гесс оцепенел. Линия горы, где две минуты назад кривлялась актерская фигурка, была чиста. Пуста. Как обрывок пленки, дернулось воспоминание о страшном закатном часе в Индии, когда его камера, включенная Сергеем Эйсбаром, сняла катастрофу на упавшем мосту.

Лавина промчалась по склону, и тонны снега рухнули в ущелье. Люди, толпившиеся у съемочных палаток под склоном, успели лишь вскочить и — застыли в ужасе и инстинктивном облегчении: снежное чудовище отвернулось от них.

Лозинский широко раскрытыми неподвижными глазами глядел вверх, не замечая, как его рука мнет шерсть пальто с левой стороны, возле онемевшего сердца. Ему казалось, что сквозь колкий снег, град, зло бьющий по лицу, он видит на фоне горного склона крупный план Идиных прозрачных глаз.

Еще в начале их работы над фильмом она, выхватывая пальцами льдинки из треугольного бокала с коктейлем, предлагала ему для финала спецэффект: настоящий взгляд громадины горного хребта, насмешливый или вопросительный — какой хочешь, Лекс! «Это же легко делается наложением кадров! Помнишь мои глазищи, которые подставили рыси в „Чарльстоне на циферблате“? Двойная экспозиция».

Слишком великолепно. Слишком много слез в зале.

«Значит, Иды Верде больше не будет?» — спросил себя Лозинский.

Ему показалось, что он стал бесплотным, и на несколько минут он потерял сознание.

Зиночка закрыла глаза и прижала пальцы к воспаленным векам.

В читальной зале Фундаментальной библиотеки Московского университета на Моховой царил полумрак. Лампа под зеленым стеклянным абажуром бросала холодный свет на страницы учебника по археологии.

«Исследователями установлено, что пазырыкцы не были только кочевниками, разводившими коней, крупнорогатый скот, овец и коз, но также занимались земледелием. О социальном расслоении говорят разные по размеру и богатству сопроводительного инвентаря, качественно срубленные из бревен могильные камеры. Раскопки на Укоке показали, что пазырыкцы, находясь на стыке трех крупных культурных регионов: Центрально-Азиатского, Алтай-Саянского и Средне-Азиатского — испытывали культурное влияние этих важнейших евразийских центров этногенеза и сами активно участвовали в формировании культуры Центральной Азии».

Сухие строки учебной статьи могли нагнать скуку и сон на кого угодно, только не на Зиночку. Сидя с закрытыми глазами на жестком библиотечном стуле, она воображала высоких людей с большими головами, мощными шеями, будто вырубленными из гранита лицами с прямыми хищными носами и синими полосами татуировок, мужчин — в островерхих шлемах, женщин — в искусно сделанных париках.

Она сама, будучи еще девчонкой, вместе с отцом Владимиром Ивановичем Ведерниковым, академиком Императорской академии наук по части истории и древностей азиатских народов, возглавлявшим кафедру археологии исторического отделения Московского университета, ездила на раскопки древних курганов в Западную Сибирь, киргизскую и монгольскую степи. Именно там, в Монголии, в Орхонской экспедиции, на глазах у Зиночки были обнаружены уникальные орхонско-енисейские рунические надписи, которые потом перевел ее отец. А на Алтае, в теперь уже знаменитом могильнике Берель, найдена мумия молодой женщины.

И сейчас, по прошествии пяти лет, Зиночка помнила, как тек серый песок между осторожных пальцев археологов и из-под него, словно из-под таинственного мистического покрова, выступала, обнажаясь, фигура женщины. Она лежала, согнув колени, откинув в сторону правую руку, укрытая меховым покрывалом, будто спасалась от неземного холода. Золотые серьги в ушах. Гривна на шее. Парик. Аппликации из золотой фольги, искрами рассыпанные по меху: сплетенные в причудливый клубок цветы, листья, стебли. Рядом — скелеты шестерых коней, седла, упряжь.

Тайна жизни и смерти этой женщины долгое время не давала Зиночке покоя, и по вечерам, засыпая, Зиночка предавалась фантазиям, в которых сама скакала по степи в островерхой шапке на коне с мордой грифона и рогами антилопы. Пятнадцатилетняя, она не испугалась тогда разрытой могилы, а скорее была зачарована тем, как из небытия заново прорастает давно исчезнувший, погребенный в курганах мир. Она думала, что так бывает только в кино: лишь кинопленка хранит образы ушедших людей.

Отец тогда похвалил ее. Сказал:

— Молодец, что не боишься. Будешь археологом.

— И найду свою Трою, — откликнулась она.

Отец рассмеялся, а Зиночка твердо решила, что будет первой в истории женщиной, раскопавшей древний город.

Это было пять лет назад, осенью 1917-го.

В тот год — Зиночка помнила об этом смутно — после возвращения в Москву ей пришлось спешно наверстывать пропущенные занятия в гимназии, для чего были наняты репетиторы по французскому и математике, так что в разговоры взрослых она не вникала.

В тот год случилось нечто, очень взволновавшее родителей. В Петербурге зрел заговор против царя. Вроде бы какие-то люди хотели его свергнуть. Вроде бы их арестовали, а главарей — расстреляли. Родители называли этих людей бандой. Звучало странное слово «большевики», удивившее и рассмешившее Зиночку.