Блаженные - читать онлайн книгу. Автор: Джоанн Харрис cтр.№ 22

— К-куда от-тослала?

— Я не виновата, — проблеяла Антуана, но ее виноватый голос наводил на иные мысли.

— Ты им сказала? — Я схватила ее за рукав. — Антуана, ты сказала им, что Флер моя?

— У мены выхода не было! — скулила толстуха. — Шило в мешке не утаишь, не я, так другая проговорилась бы.

Я стиснула ее руку так, что Антуана едва не закричала в полный голос.

— Ой, больно! Прекрати, сестра Августа, мне больно! Я не виновата, что Флер отослали прочь! Зря ты вообще ее здесь держала!

— Антуана, посмотри на меня! — Толстуха растирала руку и прятала глаза. — Куда услали Флер? В деревню? — Антуана тупо качала головой, и я с трудом подавила желание ей врезать. — Пожалуйста, Антуана, я же умираю от тревоги! Ни единой душе тебя не выдам, только скажи!

— Для тебя я ma soeur [18] . — Антуана надулась от обиды и возмущения. — Злиться грешно, и волосы ты зря отрастила, нужно постричь. — Она взглянула на меня непривычно дерзко и вызывающе. — Все равно придется: у нас же обновления!

— Антуана, пожалуйста! Последнюю бутылочку лавандового сиропа подарю!

У толстухи аж лицо просветлело.

— А розовые лепестки в карамели?

— Они твои. Так где Флер?

— Я подслушала разговор матери Изабеллы с новым духовником, — зашептала Антуана. — Про какую-то рыбачку с материка. Они ей заплатили, — добавила она с укоризной, словно покрыть расходы следовало мне. Только я уже не слушала.

— На материк? А куда именно?

— Это все, что я знаю. — Антуана пожала плечами.

Будто оглушенная, я медленно постигала суть ее слов. Поздно! Я и пискнуть не успела, а Черный Дрозд разбил меня наголову. Знал ведь, дочку я под удар не поставлю. Без нее с места не сдвинусь.

Или рискнуть по горячим следам? Нет, до начала прилива мне не успеть, переправа откладывается на завтра. На острове Флер знает каждый, вдруг кто видел, куда ее повезли? В глубине души я понимала, что хватаюсь за соломинку: Лемерль наверняка все предусмотрел.

С упавшим сердцем я представила, как перепуганная, ничего не понимающая Флер зовет меня и думает, что ее бросили. Ее увезли без защитного заговора и благословения звезд. Кто теперь позаботится о ней? Кто знает ее нрав, кому интересно, что зимой она спит при свечке и не станет есть яблоко, пока с него не срежут пятна и червоточинки?

— Мы даже не простились, — сказала себе я, но Антуана снова смерила меня мрачным взглядом.

— Я не виновата, — повторила она. — У нас тут ни у кого детей нет. А ты что, особенная?

Я не ответила, ибо уже поняла, чьих это рук дело. Что ему нужно? Неужели я еще чем-то ему интересна? Когда я вернулась в нашу спаленку, кроватки Флер уже не было. Мои пожитки не тронули, даже книги и бумаги в тайнике за выпавшим камнем. Кто выглядывает из-под края одеяла? Это Мушка, куколка Флер, она сидит на полу у моей кровати. Флер была совсем крохой, когда Перетта смастерила куклу из лоскутков, а вместо волос пришила разноцветную шерстяную пряжу. Круглым личиком с глазками-пуговками и розовыми щечками Мушка удивительно похожа на Перетту. Еще они обе немы, Мушке вообще рта не досталось.

Я застыла с куклой в руках, не в силах даже думать. Первым побуждением было разыскать нового духовника и выпытать у него, если надо, угрожая ножом, куда он уволок мою дочь. Но я слишком хорошо знала Лемерля. Он бросил вызов, сделал первый ход в игре с неизвестными мне ставками. Если отправлюсь к нему прямо сейчас, сыграю ему на руку, а если потерплю, возможно, заставлю раскрыть карты.

Всю ночь я крутилась и ворочалась. Моя спаленка самая дальняя от двери, и ночью в уборную не набегаешься, зато соседка только одна. Еще есть окно, пусть даже восточное, и места побольше, чем у других. Ночная духота сулила грозу. От бессонницы я смотрела в окно. В предрассветные часы над морем гремел гром, гигантские зигзаги молний беззвучно вспарывали черно-багряные тучи, но дождь так и не пошел. Я гадала, смотрит ли на грозу Флер или, намучившись, спит в чужом доме, засунув пальчик в рот.

— Тш-ш, Флеретта! — В отсутствие дочери я успокаивала Мушку, вместо волос Флер гладила разноцветную пряжу. — Я здесь, я с тобой. Все хорошо.

Я начертала звезду на матерчатом лбу Мушки и прошептала мамин наговор: Stella bella, bona stella. Пусть это цыганская латынь, но меня старый стишок успокаивает. Вот и в ту ночь боль в сердце утихла, страх отступил. Лемерлю отлично известно: если Флер тронут хоть пальцем, от меня он не получит ничего. Я так и лежала, обняв Мушку, за тонкими перегородками мирно спали сестры, а молнии выхватывали из мрака один остров за другим.

Сегодня особых обновлений не случилось. Новая настоятельница уединилась с Лемерлем в своей часовне, предоставив нас самим себе. Приподнятого настроения как не бывало, вернулась тревожная неизвестность. Переговаривались мы исключительно шепотом, словно у смертного одра. Сестры вновь приступили к своим обязанностям, но, за исключением Альфонсины и Маргариты, трудились спустя рукава. Даже Антуана приуныла на своей кухне, после давешних обвинений в излишествах неуемного добродушия у нее явно поубавилось. Рабочие-миряне пришли осмотреть часовню. Вдоль западной стены возвели леса, видно, полезут на худую крышу.

С утра моим первым побуждением снова было разыскать Лемерля и спросить про дочь. Не раз и не два я, решившись, шла к сторожке, но вовремя говорила себе «стоп». Можно не сомневаться, Лемерлю именно это и нужно. В результате утро я провела на солончаках, но привычной легкости в движениях не чувствовала. Я яростно мотыжила соляные кучи, разбивая аккуратные белые холмики в грязную жижу.

Похищение Флер терзает не только душу, но и тело — боль язвой вгрызается все глубже и разъедает меня изнутри. Боль черной тучей омрачает погожий день. Боль сильнее меня. И вот я снова бросаю мотыгу и бреду к сторожке… Нет, мой единственный козырь — молчание. Пусть Лемерль первым раскроет карты. Пусть сам ко мне придет.

По возвращении я узнала, что Лемерль с новой настоятельницей быстро закончили разговоры и разошлись по своим обителям — она в келью матери Марии, он в сторожку у монастырских стен. Сестры так и не успокоились. Предоставленные сами себе, они шептались об обещанном обновлении. Слышались робкие недовольства, но в основном сплетни, пустые и невежественные.

Особенно охотно перемывали косточки Лемерлю и, к моему удивлению, отзывались о нем благосклонно. Иные роптали на пигалицу, решившую перевернуть нашу жизнь вверх дном, а новый духовник впечатлил почти всех. Альфонсина, разумеется, захлебывалась от восторга и с трепетом неофитки перечисляла достоинства лжеотца Коломбина.

— Ах, сестра Августа, я только заглянула ему в глаза и сразу поняла. Черные, бархатные, не глаза, а очи! Они словно видят меня насквозь. И тело, и душу! — Веки полуопущены, рот приоткрыт — Альфонсина содрогнулась. — Он святой, сестра Августа! Я нутром его святость чувствую!