Обычный человек - читать онлайн книгу. Автор: Филип Рот cтр.№ 27

— Я не могу жить без тебя.

А Феба ответила:

— Раньше мне никто этого не говорил.

И тогда он признался ей:

— Раньше я тоже никому это не говорил.

Стояло лето 1967 года. Ей было двадцать шесть.

Затем, сразу на следующий день, он получил дурные вести о трех его бывших коллегах, с которыми работал вместе и часто сидел за столом во время обеда, когда они все служили в одном агентстве. Один из них, Брэд Карр, был руководителем творческой группы; сейчас он лежал в больнице после неудачной попытки самоубийства. Вторым был Эзра Поллок, мужчина лет семидесяти, у которого был рак в последней стадии. А третьим — его босс, большая шишка и при этом мягкий, рассудительный человек, добивавшийся самых выгодных контрактов для своей компании, внимательный ко всем, кому благоволил; он страдал хроническими сердечно-сосудистыми заболеваниями и все время жил под угрозой инсульта, что, к удивлению бывших коллег, выяснилось из некролога, помещенного в «Таймс» вместе с фотографией, под которой были напечатаны следующие слова: «Кларенс Спрако, советник Эйзенхауэра во время Второй мировой войны, новатор в области рекламы. Скончался в возрасте восьмидесяти четырех лет».

Он немедленно позвонил жене Кларенса домой, в Беркшире, где они с мужем жили в последнее время.

— Привет, Гвен, — сказал он.

— Здравствуй, дорогой мой. Как дела?

— Нормально. А ты как?

— У меня все в порядке. Приехали дети, и вокруг меня много народу. Это очень помогает. Знаешь, я должна тебе сказать столько вещей… В каком-то смысле я была готова к его смерти, но разве можно быть готовым к этому? Когда я пришла домой и увидела его лежащим на полу, это было просто ужасно. Он лежал там уже около двух часов, как потом выяснилось. Скорее всего, он умер во время обеда. Меня не было дома — я обедала в городе, в том-то и беда. Знаешь, для него это хорошая смерть. Она наступила совершенно внезапно. К счастью, у него не было второго инсульта, и его не разбил паралич, и нам не нужно было срочно отправлять его в больницу.

— Что послужило причиной: кровоизлияние в мозг или сердечный приступ? — спросил он ее.

— У него был инфаркт миокарда.

— А он болел до этого?

— У него было высокое давление; вообще-то, у него всегда были проблемы с давлением. Всю прошлую неделю ему было не по себе: подскочило давление, и его никак не удавалось снизить.

— А что, таблетки не помогали?

— Ему прописали кучу разных таблеток, он их буквально пригоршнями ел. Вероятно, у него что-то случилось с сердечной артерией. Ты же понимаешь, старые, изношенные сосуды, и вдруг наступает такой момент, когда организм перестает работать. Вот и настал такой момент для него, когда ему стало совсем плохо. Пару дней тому назад он сказал мне: «Что-то мне не можется».

Он хотел жить, но не нашлось таких лекарств, чтобы продлить ему жизнь. Никто не смог бы ему помочь. Трудно быть стариком, дорогой мой: пожилой возраст — это вечная борьба с самим собой: то одно, то другое, как говорят, не понос, так золотуха. Ты ведешь жестокую борьбу, но постепенно слабеешь и не можешь больше сражаться, как прежде.

— Сегодня я прочел некролог, где о нем написаны очень теплые слова. Там его назвали выдающимся человеком. Жаль, что у меня не было возможности вставить в этот некролог несколько фраз о том, что он обладал удивительной способностью ценить тех людей, с которыми работал. Я увидел его портрет в газете и вспомнил тот день, когда мы с одним нашим клиентом отправились обедать в «Четыре сезона» и в фойе случайно натолкнулись на Кларенса. И мой клиент сразу же расплылся в улыбке, сказав:

— Привет, Кларенс, как дела? Ты знаком с этим молодым человеком? Это наш художник — постановщик.

И Кларенс ответил:

— Ну конечно знаком. Слава богу, я знаком с ним. И слава богу, что все агентство его знает. — Он постоянно делал такие широкие жесты, и не только ради меня.

— Он был самого высокого мнения о тебе, дорогой мой. И то, что он говорил, были не пустые слова. — Помолчав немного, она продолжила: — Он знал что делает. Я хорошо помню, как однажды он вытащил тебя из дерьма, когда ты пропал на целый год, перестал бывать в агентстве. Однажды Кларенс пришел домой и рассказал мне о тебе. У Кларенса был наметанный глаз, и он умел сходу распознать талант, видел творческого человека сразу. Поэтому он вытащил тебя из дерьма и сделал тебя художником-постановщиком, прежде чем ты успел завершить свой каторжный труд по изданию каких-то там буклетов.

— Он всегда был добр ко мне. Я всегда относился к нему, как к генералу.

— При Эйзенхауэре он был всего лишь полковником.

— Для меня он был генералом. Я мог бы рассказать тебе кучу историй, связанных с ним. (История о том, как Кларенс посоветовал ему трахать секретаршу у нее дома, а не посреди рабочего кабинета, в их число не входила.)

— Пожалуйста, расскажи. Когда ты говоришь о нем, мне кажется, будто он все еще здесь, — попросила Гвен.

— Ну так вот. Как-то раз у нас была ужасная запарка. Мы вкалывали без выходных уже две или три недели, с утра до ночи, частенько нам приходилось засиживаться за полночь, а иногда и до двух-трех ночи — готовили рекламный ролик для «мерседес-бенц». Работы было по горло, и мы все пахали как ломовые лошади, не разгибая спины. Но мы так и не получили этот заказ. Но когда вся эта нервотрепка закончилась, Кларенс подошел ко мне и сказал:

— Я хочу, чтобы вы с женой съездили в Лондон на несколько дней, включая уик-энд. Я хочу, чтобы вы остановились в «Савое», потому что это мой любимый отель, и еще я хочу, чтобы вы с Фебой сходили пообедать в «Коннот». Все за мой счет.

В те дни это был роскошный подарок, и он оплатил нам все до единого цента, несмотря на то, что мы потеряли счет. Мне бы очень хотелось рассказать про этот случай репортерам, и у меня есть еще много историй подобного рода.

— Да… — протянула Гвен. — Пресса оказалась на высоте. Даже здесь. В сегодняшнем номере «Беркшир игл» опубликована большая статья про него. Очень подробная, с великолепной фотографией, куча хвалебных слов. Много пишут о его военных заслугах и о том, что он был самым молодым полковником во всей армии. Мне кажется, Кларенс был бы приятно удивлен и доволен тем, что его заслуги получили столь высокую оценку.

— Послушай, мне нравится твой голос. Ты прекрасно держишься.

— Ну конечно, я прекрасно держусь. Сейчас — то все в порядке: я занята целыми днями и вокруг меня полно народу. Самое трудное мне еще предстоит — когда я останусь одна.

— А что ты будешь делать дальше? Останешься в Массачусетсе?

— Пока да. Мы обсуждали это с Кларенсом. Я сказала ему: «Если я останусь одна, я продам наш дом и уеду обратно в Нью-Йорк». Но дети против того, чтобы я это делала сейчас, — они считают, что мне нужно дать себе год на размышления.

— Быть может, они и правы. Иногда люди потом жалеют, что приняли необдуманные и поспешные решения.