— Я уже сказал все, что думаю. Приглашаю тебя посетить
мой Авалон, если только ты не собираешься воспользоваться им для подготовки
вторжения в Амбер. Надеюсь, я достаточно ясно выражаю свое отношение ко всему,
насчет чего ты сейчас раздумываешь?
— Достаточно ясно.
— И ты все еще хочешь посетить Авалон?
— Теперь не знаю, — ответил я. — А твое
желание избежать войны в Амбере простирается в обе стороны?
— Ты о чем это?
— А о том, что, если меня вдруг против воли пожелают
доставить в Амбер, я лягу костьми и затею такую драку, чтобы вся эта история не
повторилась…
Лицо его стало менее жестким, он потупил взор.
— Я не собирался создавать у тебя впечатление в том,
что выдам тебя. Корвин, я же не бессердечен и вовсе не хочу, чтобы тебя снова
заточили в темницу, ослепили… или хуже того. Я всегда рад тебя видеть, и свои
страхи вместе с амбициями можешь оставить по ту сторону границы.
— Тогда я хотел бы посетить Авалон. Армии у меня нет, и
рекрутов я не набираю.
— Тогда я вновь скажу — добро пожаловать.
— Благодарю, Бенедикт. Я не рассчитывал встретиться
здесь с тобой, но рад, что так случилось.
Он слегка покраснел и кивнул в ответ.
— Мне очень приятно, — сказал он. — А больше
ты пока не видел никого из наших? Я имею в виду после своего бегства.
— Нет, но я просто изнемогаю от любопытства. Серьезные
новости были?
— Обошлось без новых смертей.
Мы оба усмехнулись, и я понял, что придется выслушивать
семейные сплетни обо мне. Овчинка, впрочем, стоила выделки.
— Я собираюсь задержаться в поле, — сказал Бенедикт, —
с дозором, пока не перебьем врагов окончательно. Должно быть, с неделю мы еще
простоим здесь.
— О! Значит, победа не была окончательной?
— Полагаю, что была, просто предпочитаю быть
осторожным. Уж лучше потратить еще немного времени, чтобы потом быть уверенным…
— Рисковать не следует, — кивнул я в ответ.
— …поэтому, если у тебя нет большого желания оставаться
в лагере, не вижу, почему бы тебе не проследовать в город, поближе к центру
событий. Вблизи Авалона у меня есть несколько резиденций, тебе я могу
предоставить скромную усадьбу неподалеку от города. По-моему, там хорошо.
— Просто изнемогаю от нетерпения.
— Утром я дам тебе карту и письмо к управляющему.
— Благодарю тебя, Бенедикт.
— Я присоединюсь к тебе сразу же, как только закончу
здесь все свои дела, — продолжал он, — но каждый день буду направлять
к тебе вестников. Буду держать тебя в курсе дел.
— Очень хорошо.
— Тогда выбери себе сейчас клочок земли поукромнее.
Уверен, что ты не проспишь сигнала к завтраку.
— Нечасто позволяю себе такое, — ответил я. —
Не возражаешь, если мы останемся ночевать там, где сейчас лежат наши вьюки?
— Пожалуйста, — ответил он.
И мы допили вино.
Когда мы выходили из шатра, я поднял полог повыше и
ухитрился сдвинуть его на несколько дюймов вбок. Бенедикт пожелал нам доброй
ночи и опустил полог, не заметив образовавшейся сбоку щели.
Постель себе я устроил подальше от наших пожитков, лицом к
шатру Бенедикта, сами тюки, устраиваясь, тоже сдвинул подальше. Ганелон
вопросительно глянул на меня, в ответ я кивнул, указав глазами на шатер. Он
посмотрел туда, понимающе качнул головой и стал укладываться еще правее.
Я бросил оценивающий взгляд и сказал:
— Знаешь, твое место мне нравится больше. Не хочешь ли
поменяться? — Для надежности я подмигнул.
— Мне все равно. — Он пожал плечами.
Костры повсюду гасли, большинство воинов уже спало. Лишь
часовые пару раз обратили на нас внимание. Лагерь почти затих, на небе не было
ни облачка, способного затмить блистание звезд. Я устал, запахи дыма и сырой
земли приятно тревожили ноздри, напоминая об иных временах и иных местах, где
доводилось мне стоять лагерем, и об отдыхе тоже.
Но, вместо того чтобы смежить глаза, я взял один из вьюков,
положил себе под голову, набил трубку табаком и раскурил.
Бенедикт расхаживал по шатру, и я дважды вынужден был менять
свое положение. Однажды он исчез из виду на несколько секунд, а потом свет в
глубине шевельнулся, и я понял, что он открыл сундук. Затем он вновь появился,
очистил стол, на мгновение отступил, снова приблизился к столу, присел.
Я опять сдвинулся, чтобы видеть его левую руку.
Он листал книгу или перебирал что-то примерно такого же
размера.
Быть может, карты?
Конечно.
Многое отдал бы я сейчас за то, чтобы глянуть на тот Козырь,
что он выбрал наконец и держал перед собой. Не меньше отдал бы я и за то, чтобы
Грейсвандир оказался у меня под рукой — на случай, если в шатре вдруг появится
некто, причем не через вход, за которым я следил. Ладони и пятки мои свербели в
предчувствии боя или бегства.
Но Бенедикт оставался один. И сидел неподвижно, наверно,
более получаса, а потом встал, убрал колоду обратно в сундук и погасил лампы.
Стражи монотонно расхаживали рядом. Ганелон уже храпел.
Я выбил трубку и лег на бок.
Завтра, сказал я себе. Завтра, если я проснусь, все будет
хорошо.
Глава 5
Посасывая травинку, я следил, как крутится колесо мельницы.
Я лежал на траве на противоположном берегу ручья, подперев голову обеими
руками. В облачке брызг у колеса горела крошечная радуга, время от времени
капли долетали и до меня. Плеск воды и шум колеса скрывал все посторонние шумы.
Мельница была заброшена, о чем я очень сожалел — чертовски давно такой не
видел. Смотреть на вращающееся колесо и слушать, как плещется вода — это не
просто отдых, это не хуже гипноза.
Третий день мы гостили у Бенедикта. Ганелон развлекался в
городе. Прошлым вечером я был с ним и разведал все, что хотел узнать. Теперь
времени на увеселения у меня не оставалось. Надо было думать и быстро
действовать. В лагере все сложилось нормально, Бенедикт приглядел, чтобы нас
покормили, выдал обещанную карту и письмо. Мы тронулись на рассвете, а к
полудню оказались уже возле замка.
Приняли нас хорошо, и, после того как нам показали
отведенные каждому комнаты, мы отправились в город, где и провели остаток дня.