В одном месте они весьма рисковали. Ванда, чуя
недоброе, нипочем не хотела ехать напрямую, но, когда Юлия с пригорка окинула
окрестности и увидела, какой крюк им придется сделать по раскисшей луговине,
чтобы добраться до конца речушки, а потом воротиться на дорогу, она уперлась
крепко. Они могли потерять не менее двух часов, а ведь солнце уже шло на закат,
и этот крюк означал, что в темноте им не сыскать переправы, придется ночевать
на берегу. Но где? В прошлогоднем, чудом уцелевшем стоге? Добро, ежели такой
еще и отыщется.
Словом, Юлия, устав спорить и раззадорясь,
направила коня в воду, не особо заботясь, следует ли Ванда за нею: куда ей
деться! Однако через несколько шагов началась глубина: вода дошла коню до
колен, потом выше и вот-вот грозила залить стремена. Конечно, апрельский день
был теплым, однако сизая вода еще пахла студеным талым снегом. Да и вообще
ехать с мокрыми ногами?!
Юлия всмотрелась в воду и по некоторым
признакам поняла: дно будет еще понижаться. Отец научил ее, что делать в таких
случаях. Осторожно, стараясь не запутаться в широкой юбке, она встала коленями
на седло, схватившись левой рукой за луку, а в правую собрав поводья.
Оглянулась. Ванда заставила своего коня
остановиться – он нервно поводил ушами, раздувал ноздри – и с нескрываемым
ужасом смотрела на Юлию, тоже вынув ноги из стремян и держа их на весу над
водой.
– Делай, как я, – спокойно сказала Юлия.
– Нет. Ты что? Я не могу! – пролепетала
Ванда.
Как это ни было трудно, Юлия заставила своего
коня повернуть и приблизиться к гнедому Ванды.
– Это нетрудно, – проговорила она. –
Нужно только сохранять равновесие. Дно здесь плотное, ровное, и…
В это мгновение ее вороной переступил, одна
нога его провалилась, верно, меж клубков травы, он нервно выдернул ее и… Юлия
сама не могла бы сказать, какие силы помогли ей не свалиться в воду. Мгновенный
жар охватил ее до костей, а когда тьма в глазах разошлась, она поняла, что все
еще стоит в седле на коленях, вцепившись в гриву и уронив поводья, которые
плыли по воде. Теперь только не хватало, чтобы ее вороной в них запутался,
тогда уж точно не миновать ледяной ванны!
– Я поеду назад! – вскрикнула
Ванда. – Уж лучше ноги промочить!
– Тогда через час у тебя начнется жар! –
силясь сдержать дрожь в зубах, вызванную напряжением всего тела, а потому очень
тихо сказала Юлия. – А вернувшись, мы потеряем время. Давай, залезай!
Только не урони поводья! Правь, езжай вперед – я за тобой.
– Нет! – воскликнула Ванда
истерически. – Я не хочу! Почем я знаю, может быть, ты только и ждешь,
чтобы столкнуть меня в воду?!
– Я ведь не могу править, поводья упали, мой
конь пойдет вослед за твоим, – проговорила Юлия, и только потом до нее
дошел смысл сказанного Вандой. Это была такая нелепость, такое безумие, что она
не нашла ничего лучше, как ответить: – Здесь все равно слишком мелко, не
утонешь! – И не сразу сообразила, что ее слова нелепы, более того –
двусмысленны.
Но что может быть более дурацким, чем
пререкаться, когда твой конь по брюхо погружен в ледяную воду, а ты
балансируешь у него на спине, словно циркачка?
– Езжай! – сквозь зубы прошипела Юлия,
имея в виду, что ей все равно, как поступит Ванда, и была немало удивлена,
когда та не повернула коня, а подобрав ноги в седло (ведь встать на колени без
опоры на стремена ей было невозможно), так что теперь по воде плыли лишь самые
края ее широкой юбки, и сидя в такой шаткой, неуверенной позе, направила коня к
берегу. Тот опасливо косился на воду безумным глазом, но шел очень осторожно и
в две-три минуты благополучно достиг берега. Вороной тоже нервничал, верно,
опасаясь запутаться в поводьях, но все же прошел речку, не сбиваясь с шага,
след в след с гнедым, и, казалось, вздохнул облегченно в лад с Юлией, когда та
неуклюже распрямила затекшие ноги и с трудом спустилась с седла.
Ванда оказалась проворнее. Соскользнув на
землю, подскочила к Юлии и влепила ей пощечину, да так внезапно, что та ни
уклониться не успела, ни даже за щеку схватиться. Так и стояла с пылающим
лицом, хлопая глазами.
Ей приходилось видеть, как люди дуреют от
страха, но каков был особый страх в том, чтобы ноги вымочить или даже на худой
конец грянуться в воду?! Конечно, мало радости вымокнуть до нитки, а все же не
столь это стоящее дело, чтобы за него схлопотать пощечину.
Ванда стояла, выставив вперед скрюченные
пальцы, словно ждала, что Юлия сейчас на нее ответно кинется, и приготовилась к
обороне. Это было самое несуразное, что можно вообразить!
– С ума сошла?! – Юлия только и могла что
плечами пожать. – Чего это ты?!
Ванда тяжело выдохнула, прищурилась
подозрительно, но рук не опустила; пальцы хищно, опасно пошевеливались, и Юлию
даже дрожь пробрала: а вдруг набросится как кошка?
Она не рассердилась, просто обида взяла. Так
хорошо им было вместе в опасном пути, и душа ее всегда была обращена к Ванде,
хотя сердце страдало от ревности. Не шел, нипочем не шел из памяти Зигмунд,
хоть она и кляла себя за бездумную страсть. Чужой муж! Враг! Жестокий охальник!
На что он ей?! Но вот ведь Ванде он нужен на что-то?! Ох, Боже великий!.. Да уж
не в том ли причина безумства недавней подруги?! Не в ревности ли? Неужто за
два месяца не забылся ею последний их разговор? Что-то здесь не так… Смутная
догадка посетила Юлию.
– Ванда, почему ты поехала со мной? –
спросила она прямо. – Почему обратно, к Варшаве, а не в Вильно?
Ванда опустила руки, улыбнулась хитровато:
– Думаешь, не знаю, почему ты от Эльжбеты так
спешно ринулась?
– А что, не ясно? – удивилась
Юлия. – Ты же сама говорила: погубят меня цыгане.
– Не-ет, – протянула Ванда. – Это я Эльжбете,
для нее… Я думаю, ты каким-то образом прознала, что приезжает Зигмунд, и
задумала увезти меня от него подальше.
То, что при звуке этого имени, как всегда,
больно стукнуло сердце, – ничего, можно перетерпеть. Но неужто правда
Зигмунд ехал в Бэз?!
– С чего ты взяла, что он приезжает? –
вопросом на вопрос ответила Юлия, решив с остальным разобраться позже.
– Ну ладно врать, будто не помнишь! Это ведь
при тебе Эльжбета пугала Тодора! Мол, приближается русский отряд! Она,
наверное, назвала имя командира? Это ведь Зигмунд!
– Не назвала, успокойся, – пожала плечами
Юлия – и ее точно по голове ударили: полная чепуховость рассуждений Ванды стала
ясна как божий день. – Опомнись! Что ты несешь?! Каким образом Зигмунд
Сокольский может идти во главе русского отряда?!