Мила Рудик и Чаша Лунного Света - читать онлайн книгу. Автор: Алека Вольских cтр.№ 4

Дрожащей рукой, с трудом превозмогая страх, какой прежде Никанор еще не испытывал в своей жизни, и сильнейшее нежелание нарушить свой священный долг хранителя ключей, он поднял старый телефонный аппарат, оторвал приклеенный клейкой лентой к основанию маленький серебряный ключ… Но в последний момент отчаянно зажал его в кулаке.

— Будет лучше, если вы просто положите его на стол, — сказал Владыка. — Так будет лучше прежде всего для вас.

Никанор по очереди оглядел стоящих вокруг него людей. Карлик шумно втянул большими ноздрями воздух и угрожающе прохрипел. Акулина сложила руки на груди, но выглядела так, как будто в любой момент готова была проверить, насколько скверная получится из него мебель. На Прозора Никанор старался не смотреть: неприятное ощущение, которое осталось после головокружения, все еще не проходило. Что касается Владыки, то он стоял дальше всех и как бы в стороне, но именно его сверкающий в темноте взгляд и интонация, прозвучавшая в его голосе, заставили Никанора подчиниться.

Он разжал ладонь, на которой отпечатались очертания ключа, и, крепко стиснув зубы, положил ключ на стол.

— Пойдешь вперед, — прорычал карлик, толкая Никанора в глубь коридора.

Какое-то время они шли по запутанным, как в лабиринте, ходам: впереди Никанор, за ним карлик, Акулина и Владыка. Замыкал это шествие Прозор, тянущий на себе освобожденного узника.

Наконец Никанор остановился у нужной двери. Мутная грязная лампочка без плафона, свисающая с крюка на потолке, беспрерывно мигала, освещая коридор тусклым неровным светом.

Никанор знал, что находится за этой дверью, хотя еще ни разу не видел ее открытой. Но по звукам, которые доносились из комнаты, он догадался: несколько раз он собственными ушами слышал, как за дверью раздается детский плач.

Владыка вышел вперед. Холодное серебро короткой вспышкой мелькнуло в его руке — маленький ключ, на стержне которого не было бородки. Владыка вставил ключ в замочную скважину, но даже не стал проворачивать в замке. И тут же внутри скважины вспыхнуло яркое синее свечение, которое мгновенно перекинулось волной на ключ и руку Владыки.

Никанор попятился, бормоча про себя что-то невнятное и дрожа от страха, и в тот же миг дверь отворилась сама, словно кто-то толкнул ее изнутри.

Владыка вошел в комнату, за ним остальные. Никанора грубо подтолкнул вперед рыкнувший что-то карлик. И тогда Никанор впервые увидел то, что скрывалось за дверью.

В проеме отгороженного изнутри решеткой подвального окна сияла яркая звезда, одиноко царящая на небе, которое совсем недавно казалось сумрачным и беззвездным. Хотя, может быть, Никанору это только показалось, и другие звезды тоже были там, на темном куполе ночи, просто светили не так ярко. Звездный свет струился из окна, стелясь вдоль стены и падая на пол. А под самым окном, освещенные этим светом, в небольших картонных коробках безмятежно спали пятеро младенцев.

Возможно, в этот момент Никанор как никогда был близок к тому, чтобы пожалеть беззащитных детей, которым вместо мягких и теплых постелей достались холодные и жесткие картонные коробки. Но этого так и не произошло, потому что в это самое мгновение где-то недалеко прозвучали один за другим несколько коротких и громких хлопков, похожих на выстрелы. Карлик и Прозор вздрогнули, а Акулина громко охнула.

— Я боялся, что это может произойти, — сказал Владыка, и впервые на его лице промелькнула тревожная тень. — Пришли другие. Нужна помощь.

Он повернулся к своим спутникам.

— Вы должны забрать детей. Поспешите. И уходите немедленно.

После этого Владыка обернулся к Никанору, который, пытаясь унять свой страх, громко сглотнул.

— А вы… больше не нужны, — вежливо сказал Владыка и, приподняв руку, направил в сторону Никанора раскрытую ладонь. В ярких зеленых глазах сверкнула ослепительная вспышка…

Следующие слова, которые произнес старый маг, Никанор не разобрал. Его веки сомкнулись, и он тяжело рухнул на пол.

Никанор не видел, как незваные посетители подвалов заброшенной фабрики подняли с пола коробки со спящими младенцами. Он также не видел того, как все, кроме Владыки, вмиг исчезли, словно растворились в воздухе, не оставив даже следов своего пребывания в этом недобром месте. И, конечно же, он решительно не мог видеть, как тяжелый темный плащ человека со странными зелеными глазами мелькнул в проеме двери и скрылся в полумраке коридора.

Никанор спал крепким, беспробудным сном.

* * *

Этой ночью на полуострове, окруженном штормящим августовским морем, пятеро младенцев, пятеро необычных детей были возвращены в свои семьи и принесли с собой счастье и радость своим родителям.

И только одному ребенку совсем не были рады.

Для жителей Симферополя это было самое обычное лето. И самый обычный вечер. Солнце застыло на горизонте большим оранжевым кругом, от которого расходились в обе стороны желто-красные разводы. Закат был на редкость красивым, и особенно хорошо было наблюдать за ним с крыши какого-нибудь дома. Как раз и любовалась заходом солнца тринадцатилетняя девочка, которую звали Мила.

Она сидела на черепичной крыше старого бабушкиного дома, и солнце окрашивало ее и без того яркие рыжие волосы в огненно-красный цвет. Позади нее от легкого сквозняка поскрипывала створка небольшого чердачного окна, но Мила не обращала на это никакого внимания. Она наслаждалась драгоценными минутами тихого и теплого вечера, которые неумолимо истекали, приближая время ужина.

Причин для того чтобы ценить минуты, проводимые на чердаке в одиночестве, у Милы было предостаточно.

Ее бабушка была человеком холодным и обладала поистине крутым нравом, но это было еще полбеды. Гораздо важнее было то, что больше всего на свете она не любила свою единственную внучку. Она всегда старалась держаться от нее как можно дальше и по возможности даже не смотреть в ее сторону.

Но и это было бы вполне сносно, если бы не Степаныч.

Из того, что ей говорила бабушка, Мила знала, что Степаныч приходится им родственником. Бабушке он был двоюродным братом, а значит Миле — троюродным дедушкой. И, к несчастью Милы, этот «дедушка» жил в доме своей сестры и, судя по всему, никогда не собирался переезжать в какое-нибудь другое место.

Степаныч просто на дух не переносил Милу. Она это видела, хотя и не понимала, чем она ему так не угодила. Рукоприкладством он не занимался — бабушка не позволяла, но было заметно, что руки у него очень даже чешутся продемонстрировать Миле всю пользу «правильного воспитания». Она, в свою очередь, тоже не любила его и считала уродливым и злым стариком. Вообще-то, внешность у него и правда была очень неприятная: с дряблыми щеками и сливающимся с шеей подбородком, который, можно сказать, вообще отсутствовал, он напоминал старого сурка.

Мила предполагала, что от порки ее спасало по большей части и то, что обитала она достаточно далеко от Степаныча. А именно — на чердаке. Это давало ей возможность как можно реже попадаться на глаза своему ненавистному родственнику.