Нью-Орлеанская дева - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Дашкевич cтр.№ 13

Иван схватил ее в охапку и прижал к себе. Она вырывалась и продолжала смеяться, плечи у нее тряслись, она топала ногами, мотала головой и все выкрикивала имя модного японского писателя семидесятых годов, которого в наше время так полюбили читать в переводе Мити Коваленина хорошие московские девочки с претензией на интеллектуальность. Я даже вспомнила название книжки, которая принесла ему известность в России: «Охота на овец».

В эту ночь Антон любил меня так, точно хотел во мне укрыться от окружающего нас безысходного кошмара. И от чувства вины — я видела, что в смерти Глеба он винит себя. Я же ощущала себя гнездом и птицей одновременно, — это я-то, никчемная, не приносящая никакой объективной пользы в обстоятельствах, в которые мы попали, это я — зависимая, неумелая, трусливая обуза. Я гладила его волосы, его гладкую влажную спину, целовала пальцы, лоб, глаза, подбородок, грудь, то шептала нежности, то надолго замолкала, почти не дыша, а из хозяйской спальни неслись неистовые стоны Нэнси, рычание Ивана, стук кроватной спинки в стену. Иван и Нэнси тоже спасались от страшного затопленного города, вони разлагающихся трупов людей и животных, болотного смрада, тьмы и кладбищенской тишины, изредка прерываемой отдаленными выстрелами или звуком работающего мотора — где-то в затопленных улицах, похоже, плавали на лодках люди. Мы не знали, были это спасатели, полицейские или уцелевшие жители. Мы не пытались кричать и звать — после того, что случилось с Глебом, нам нужно было прийти в себя, чтобы на что-то решиться.

В принципе, немедленная смерть от жажды нам больше не грозила: в соседнем доме нашелся запас воды — целая упаковка пластиковых бутылок, и какие-то консервы. Днем мы молча и тихо, как муравьи, перетаскали все это в квартиру, потом парни надолго ушли и вернулись с несколькими блоками сигарет. Где они их взяли, мы не спрашивали.

Зато теперь мы могли курить.

Когда их не было, я хотела подняться на крышу, чтобы посмотреть, куда они подевались, но навстречу мне по лестнице спускался Антон, и он затолкал меня в окно так грубо, что я чуть не свалилась. Он поспешно поймал меня, прижал к себе и хрипло сказал в ухо:

— Прости… Тебе не надо туда. Там Глеб… мы его… достали. Положили на крышу — не гнить же ему в воде. Может, спасатели с вертолета заметят…

Я прижалась к нему и немножко помочила слезами его потную грязную майку. Но, когда мы вернулись в квартиру, я больше не плакала.

Нэнси после своей истерики наглухо замолчала и только мотала головой, когда Иван пытался заставить ее поесть. Они с Антоном влили в нее чуть ли не стакан виски, я тоже выпила довольно много, но совершенно ничего не почувствовала. Мы сидели на ковре в гостиной в кружок, дымили сигаретами и молчали, — отощавшие, немытые, со слипшимися волосами, в нелепой одежде. В глазах у Антона покачивался мрак. Иван смотрел в пол. Едкий дым, смешиваясь с запахом застоявшейся воды, плавал по комнате, и само это слово — «плавал» — вызывало у меня отвращение.

Ночью, когда Антон, наконец, заснул, я тихо встала и подошла к окну. Духота была невыносимой. Луна отражалась маслянистым блеском в темной воде. По этой воде, там, где в ней было меньше мусора, временами скользили, извиваясь, светящиеся узкие дорожки: это были змеи. Судьба, точно специально, подсовывала мне то, чего я всю жизнь боялась до одури: потоп, змей, крутые крыши, безлюдье и зловещую мертвую тишину. Было непонятно, как мне до сих пор удалось не свихнулась от ужаса. Передернув плечами, я отошла от окна и села на пол, машинально нашаривая на ковре пачку сигарет.

— Вера…

Я придвинулась к нему.

— Я тут. Ты что?.. У тебя что-нибудь болит?

Серебряный ключик рыбкой сверкнул в лунном луче у него на груди.

— Нет.

— Хочешь сигаретку?

— Нет.

Я дотронулась ладонью до его лба — лоб был влажный и холодный. Лицо в полумраке выглядело странно беззащитным и очень юным.

— Чшшшш, — прошептала я, захлебнувшись нежностью и жалостью, — я тут, тут. Спи.

— Вера, — он притянул меня к себе. — Я хочу тебе кое-что сказать.

Что-то в его тоне заставило мое сердце рухнуть в желудок.

— Ты… женат? — пробормотала я ему в плечо.

— Что?.. Да ну, чушь какая. Не женат и не собираюсь, боже упаси.

— А тогда что?

Между прочим, я обиделась. «Боже упаси», видите ли. Можно подумать, что я напрашивалась ему в жены. Я сделала попытку освободиться, но его жесткая ладонь придавила мой затылок.

— Вера. Я в Ираке убивал людей.

Он продолжал держать меня, не давая поднять голову, точно боялся увидеть выражение моего лица. Я шевельнулась, и он сразу выпустил меня.

Перевернувшись на спину и глядя в потолок, я сказала:

— Мой отец проходил срочную службу в Афганистане. Мог бы откосить, наверное: я тогда уже родилась. Но не стал. Он тоже убивал людей. Но лучше него я человека не встречала.

Антон помолчал, потом сказал:

— Дай сигаретку.

Я дотянулась до пачки, прикурила себе и ему.

— Он… в России?

— Он умер.

— Прости.

— Да ну, что ты. Это давно было.

Я не стала ему говорить, что мой отец застрелился, когда мне исполнилось восемнадцать лет.

Мы докурили, повернулись друг к другу и начали целоваться — нежно, бережно, потом все более ожесточенно, точно хотели сломать, съесть, выпить друг друга. Мои пальцы впились в его спину, я застонала первой — жалобно, точно прося пощады, — и я ее получила: потолок улетел далеко-далеко, мы стали птицами и рыбами, наша кровь смешалась, наши кости сплавились, наши голоса…

— Тошка, вы спать сегодня дадите? — недовольный голос Ивана из спальни вернул меня с небес на землю. — Половой агрессор, блин. Сколько можно?..

Нэнси что-то сонно пробормотала.

— Стенки тонкие, — виновато сказал Антон.

— Нет, просто орете громко, — сварливо ответил Иван и заскрипел кроватью. — И так дышать нечем, еще вы тут… Прикройтесь, я выйду покурить.

— Подышать, ага, — Антон натянул на нас простыню и пожаловался: — Жарко. Пить хочется.

Он был весь мокрый, как мышь. Я нащупала на полу длинную хозяйкину майку, встала и пошла на кухню за водой. Когда я вернулась, они курили, Иван в одних трусах, Тошка в простыне. Серый гнилой рассвет сочился в окна. Сигаретный дым выползал наружу длинными космами. Я подала Антону бутылку и смотрела, как он пьет: аккуратно и совсем немного, как будто растягивая каждый глоток.

— Ну, чего ты? Попей нормально, — сказала я, когда он вернул мне бутылку.

— Мне хватит. Воду надо экономить.

— У нас же ее много!

— У нас ее не так уж много, Вера.