Мы никогда не расставались - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Лазарева cтр.№ 24

— Едем ко мне, — говорит он чужим голосом.

— Не могу, — давлюсь собственным отказом. — Меня ждут дома.

Черт бы побрал эти условности!

— Придумай что-нибудь.

— Нет, нет! — Я вырываюсь и бегу в ту сторону, где он оставил машину. Совсем как девственница из старых голливудских фильмов. Героиня Джины Лоллобриджиды, убегающая от вожделевшего Клода Фроло. Определенно, желание мужчины добавляет нам женственности. Надеюсь, что убегая, я выгляжу издали достаточно грациозно. Тут каблук у меня подворачивается на брусчатке, я по инерции делаю два неуклюжих шага с растопыренными руками и грохаюсь на мощеное покрытие.

* * *

Я сильно разбила коленки, совсем как в детстве. Были бы джинсы целые, возможно, ранений удалось бы избежать, но как раз на коленях зияют модные дыры, лишь слегка перетянутые редкими нитями.

Браво модельерам, оголившим уязвимую часть тела чересчур резвых девушек, ведь поклоннику представляется счастливый случай показать себя с самой выгодной стороны — джентльменом, спасателем и просто силачом.

Женя подхватывает меня на руки, как какую-то пушинку, и несет к машине, при этом вид у него восхитительно мужественный, взгляд твердый, как у Рассела Кроу на арене Колизея. Нет, говорю вам, шансов у меня никаких. Прибавьте к тому хороший одеколон и подбородок Джорджа Клуни… ой, это уже явный перебор, Клуни мне совсем не нравится, особенно его квадратная челюсть, хорошо, что Женя на него нисколечко не похож, он вообще ни на кого не похож, и в этом его преимущество.

Подъезжаем к моему дому, он вынимает меня из машины, как младенца из люльки, и несет к лифту. Я прикидываюсь ангелочком, лежу смирно, не шелохнусь, потому что мне приятна описываемая ситуация.

У двери ему приходится поставить меня на пол. Я роюсь в сумке, ищу ключи, при этом выражаюсь уже не по-детски, сами понимаете, что значит искать ключи в женской сумке, как вдруг дверь отворяется и перед нами предстает во всем величии своей военной выправки полковник Полуянов. Женя невольно вытягивается во фрунт — я успела ему поведать о славном прошлом моего родителя.

— Папа, ты не спишь? — теряюсь я. Отец молча отступает в сторону, пропуская нас в коридор. — Познакомься, это Женя. Он мне очень помог.

Я рассказываю о падении и демонстрирую свои разбитые коленки. Зрелище убедительное — раны, окровавленная одежда, — но только не для командира танковой дивизии.

— Марш в ванную! — командует батя. — Промой и прижги йодом царапины, симулянтка. — Он кладет руку на плечо Жене и одобрительно спрашивает: — Где служил, орел? Вижу, что не изнеженный пацан, у меня глаз наметанный.

Женя четко сообщает номер воинской части, ее дислокацию и род войск.

— То-то, — довольно бурчит папаня и, обняв по-приятельски парня за плечи, уводит на кухню, где всегда найдется пиво в холодильнике, а главное — есть о чем поговорить.

Мною никто не занимается, приходится самой лечить увечья. Я выхожу к мужчинам в длинном халате, прикрывающем залепленные пластырем колени. А что делать? Придется походить кикиморой, сама виновата.

Мама и Димка спят, поэтому мы разговариваем на приглушенных тонах. Папино расположение к гостю растет с каждой секундой, да и мне Женя нравится все больше: он с завидной легкостью нашел общий язык с отцом. Батю понесло на плацдарм воспоминаний, Евгений же выказывает неподдельный интерес ко всему, что тот говорит, он определенно обладает той редкой способностью слушать, которая безотказно вызывает ответную симпатию и доверие собеседника.

Так и есть, сейчас папа начнет детально освещать свою биографию. На столе появляется семейный фотоальбом; в нем послужной список папы в фотографиях, за исключением десятка первых страниц, где маме удалось проиллюстрировать историю семьи.

Евгений переворачивает страницы… и вдруг напрягается, взгляд его прикован к старой черно-белой фотографии, потом он оборачивается и смотрит на меня растерянно.

— Кто это? — спрашивает и указывает на снимок.

— Дедушка мой, — пожимаю плечами. Дед на снимке сидит на стуле, нога на ногу, в форме старшего лейтенанта военно-морского флота, ему двадцать семь, на груди красуется его первый орден Красной Звезды. По случаю присвоения награды и сделан был снимок.

Женя неожиданно встает, извиняется: час поздний, и так засиделся сверх всяких приличий, а альбом он обязательно досмотрит в следующий раз…

— Если пригласите, — добавляет он с вежливой улыбкой; в ней чего-то не хватает, нет прежнего тепла и азарта, глаза потускнели, то ли спать хочет, то ли устал…

Я провожаю его к двери, он сухо прощается и, не дожидаясь лифта, сбегает вниз по лестнице, а я тупо смотрю вслед, на холодные отполированные ступени подъезда и вздрагиваю, когда внизу хлопает парадная дверь.

Год 1941

В декабре 1941 года корабли стояли на рейде вмерзшие в лед там, где их застал ледостав. Их срочно замаскировали глыбами льда, покрыли надстройки белой краской, навалили сверху снегу так, чтобы с воздуха их нельзя было отличить от торосов. В последний раз кораблям и баржам, груженным мукой и продовольствием, удалось пройти по водной трассе Дороги жизни в конце ноября. МО Вересова шел из Новой Ладоги в составе большого конвоя, когда поднялся шторм. Сильными шквалистыми ветрами и льдами корабли отнесло севернее бухты Морье, где все они и вмерзли в лед, разбросанные в беспорядке всего в 20–30 километрах от линии фронта на Карельском перешейке, с поломанными рулями и гребными винтами. Вставшие на зимовку корабли так на месте и ремонтировались. Морякам приходилось потихоньку обкалывать лед вокруг корпуса, пока не обнажались руль и винты. Кроме того, необходимо было организовать оборону стоянок. Во льду вырубили «окопы», оборудовали огневые точки. Каждый командир и личный состав корабля на лыжах и в белых маскхалатах по боевой тревоге отправлялись на свой участок ледового рубежа: существовала серьезная угроза прорыва финских лыжных отрядов с севера и немецких частей из района Шлиссельбурга.

«Сатурну» повезло еще меньше — штормом и подвижкой льда его выбросило на каменистую банку севернее бухты Морье. Весной ценный для флотилии гидрографический корабль неминуемо бы разбило первым же натиском стихии. Вазген сам произвел расчеты, моряки своими силами соорудили подъемники и подвели под корабль кильблоки. Командованию метод понравился, и корабли стали поднимать по примеру «Сатурна». Друзьям редко приходилось видеться, — Вазген был занят ремонтом корабля или находился на трассе, Алексей — на «морском охотнике» или в ледовых окопах. Так они и встретили Новый 1942 год.

Михаила Захарова отправили долечиваться в госпиталь в Вологодской области.

А что же Настя? Ее снова перевели в Новую Ладогу. С той памятной ночи в деревне Кокорево Вазгена она больше не видела. Настя даже не была уверена, вспоминает ли о ней пылкий лейтенант, но все-таки тешила себя надеждой, что своим возвращением в Новую Ладогу обязана его ходатайству. Она ни секунды не жалела, что так сразу, без оглядки отдалась своим чувствам. По-другому она просто не умела. Кокетство, расчет, личные соображения были ей чужды. Она любила и торопилась любить, пока еще не было поздно. Жизнь ее отныне сосредоточилась в желании видеть его — черноволосого красавца, мужественного, горячего, непостижимо притягательного, единственно достойного обожания и проч. и проч. — таким он был для Насти, впрочем, как и любой мужчина в глазах влюбленной женщины. Любовь зрела в ее сердце, как редкостная жемчужина в чреве раковины, обрастала все новыми сверкающими слоями и с каждым днем становилась все ценнее и прекраснее.