[Про]зрение - читать онлайн книгу. Автор: Жозе Сарамаго cтр.№ 43

Страница

Комиссар взглянул на часы, убедился, что обедать еще рано, да и есть ему совершенно не хотелось, память о хлебцах с маслом и кофе все еще была свежа. Он остановил такси и попросил доставить себя в тот сад, где в понедельник встретился с женой доктора, потому что если пришла в голову идея, вовсе не обязательно так уж по пятам следовать за ней – или ей. Ну да, вроде бы не хотел идти в сад, а теперь однако ж вот он там. И поначалу обойдет его неспешным шагом, как комиссар полиции, совершающий обход, посмотрит, как толпится на улице набежавший народ, которого все прибывает, и, может быть, даже перебросится несколькими профессиональными репликами с агентами. Он пересек сад, остановился на мгновение, глядя на статую женщины с пустым кувшином. Бросили меня тут, словно говорила она, и теперь я гожусь лишь на то, чтобы созерцать эту стоячую воду, это было сто лет назад, и камень, из которого меня изваяли, еще был тогда белым, и вода днем и ночью, не иссякая, с журчанием вытекала из моего кувшина, мне так и не сказали, откуда она берется, не мое, наверно, дело, я здесь затем лишь, чтобы склонять к воде кувшин, а из него сейчас не вытечет ни капли, а почему так – мне тоже позабыли сказать. Комиссар пробормотал: Ну, это как жизнь, моя милая, неведомо, ради чего она начинается, неизвестно, почему кончается. Он опустил в воду кончики пальцев правой руки и поднес их ко рту. И не подумал о том, что это движение может что-то значить, но сторонний наблюдатель, случись он здесь, сказал бы, что комиссар поцеловал эту воду – не очень-то чистую, зеленоватую от ила, мутноватую, как жизнь. Время меж тем сдвинулось несильно, оставалось его еще довольно, чтобы посидеть в какой-нибудь тени, но комиссар не стал этого делать. Прежним путем, тем же, каким шел тогда с женой доктора, он вышел на улицу, а там все изменилось разительно, теперь уж было не протолкнуться в густейшей плотной толпе, сменившей прежние небольшие разрозненные кучки, застопорившей уличное движение, впечатление такое, будто вся округа сбежалась сюда, чтобы своими глазами посмотреть на возвещенное явление. Комиссар подозвал агентов, уединился с ними в подъезде и спросил, не случилось ли тут каких происшествий за время его отсутствия. Нет, сказали они, никто не выходил, окна по-прежнему закрыты, и еще добавили, что двое неизвестных – мужчина и женщина – поднялись в квартиру спросить, не надо ли чего, но из-за двери ответили, что нет, ничего не надо, не беспокойтесь, мол, спасибо. Больше ничего. Насколько нам известно – ничего, ответил один из агентов, рапорт легко будет писать. Сказано это очень вовремя – как раз, чтобы подрезать уже расправленные было крылышки комиссарова воображения, на которых он совсем уж было собрался вознестись по лестнице и потом нажать кнопку звонка, в ответ на: Кто там, сообщить: Это я, а потом войти и рассказать о последних событиях, о письмах, им написанных, о разговоре с редактором газеты, а когда жена доктора скажет, наверно: Пообедайте с нами, сесть за стол и пообедать, и мир тогда обретет покой. Да, покой, и агенты напишут в суточном донесении: С нами был комиссар полиции, который поднялся в квартиру, а вышел оттуда только час спустя, о том, что там происходило, ничего нам не сказал, но у нас создалось впечатление, что он там обедал. Однако обедать комиссар пошел вовсе не туда, съел немного и не разбирая вкуса из того, что перед ним поставили, а в три часа вновь оказался в саду и стал смотреть на женщину с кувшином, как тот, кто ожидает, что случится чудо и иссякшая вода заструится вновь. В половине четвертого поднялся со скамейки и пешком направился в редакцию. Времени было в избытке, и комиссар не стал ловить такси, тем более что не удержался бы и невольно взглянул в зеркало заднего вида, а ведь он и так знал о своей душе более чем достаточно да и не смог бы поручиться, что не увидит в том зеркале такое, что ему может совсем не понравиться. Еще до условленного срока он вошел в здание газеты. Секретарша, однако, уже стояла у стойки и, увидев его, сказала: Господин директор ждет вас. Они, как и раньше, прошли по коридору, но на этот раз – в самую его глубину, там свернули и остановились перед второй дверью справа, украшенной небольшой табличкой дирекция. Секретарша деликатно постучала, изнутри ответили: Войдите, и, придержав перед комиссаром дверь, она вошла первой. Спасибо, пока можете быть свободны, сказал ей шеф-редактор, и она немедленно удалилась. Благодарю вас, господин директор, что нашли для меня время, начал комиссар. Скажу вам с полной откровенностью, что предвижу очень большие сложности с распространением вашего письма, о котором мне сообщил наш главный редактор, но во всяком случае излишне говорить, что с величайшим удовольствием ознакомился бы с полным текстом документа. Да вот он, пожалуйста, и комиссар протянул директору конверт. Давайте присядем, а мне дайте две минуты, пожалуйста. Чтение не преобразило его так сильно, как это случилось с редактором, но все же человек, который вскинул глаза на комиссара, был и смущен, и растерян, и озабочен. Кто вы такой, спросил он, не зная, что редактор уже осведомлялся об этом. Если ваша газета опубликует материал, узнаете, а если нет, я заберу письмо и пойду прочь, не прибавив к словам благодарности за то, что вы потратили на меня время, ни единого лишнего. Я информировал господина директора, что вы располагаете копией и намереваетесь предложить ее другой газете, вставил редактор. Точно так, сказал комиссар, вот оно, в кармане лежит, и будет вручено сегодня же, если, конечно, с вами не сговоримся – жизненно необходимо, чтобы завтра это было напечатано. Почему. Потому что завтра еще можно будет предотвратить несправедливость. По отношению к жене доктора. Да, господин директор, из нее очень хотят так или иначе сделать козла отпущения за ту ситуацию, в которой оказалась наша страна. Но это же нелепость какая-то. Это вы не мне, это вы властям скажите, министру внутренних дел и своим коллегам, которые делают все, что им велят. Директор переглянулся с редактором и сказал: Ну, как вы сами понимаете, в таком виде, со всеми этими подробностями, мы все равно письмо опубликовать не можем. Это почему же. Не забывайте, что мы находимся в городе, объявленном на осадном положении, цензура в микроскоп смотрит на каждое печатное слово, особенно когда речь о такой газете, как наша. Напечатать как есть – значит закрыть газету на следующий же день, добавил редактор. Значит, ничего нельзя сделать, спросил комиссар. Попробуем, но за результат ручаться не можем. И как же вы намерены пробовать. Снова обменявшись с редактором быстрым и многозначительным взглядом, директор ответил так: Ну, вот сейчас самое время сказать, кто вы, там есть, разумеется, подпись, но кто поручится, что это не вымышленное имя, и что вы – не провокатор, подосланный полицией, чтобы проверить нас и скомпрометировать, я не утверждаю это, заметьте, просто хочу, чтобы вы уяснили – пока мы не поймем, с кем имеем дело, разговор продолжать не станем, так что уж будьте добры, давайте установим вашу личность. Комиссар полез в карман, достал из кармана бумажник, а из бумажника – полицейское удостоверение. Лицо директора выразило полнейшее ошеломление: Вы – комиссар полиции, спросил он. Комиссар полиции, эхом откликнулся пораженный шеф-редактор. Комиссар, бесстрастно подтвердил комиссар, ну, теперь, надеюсь, мы можем продолжить разговор. Простите мое любопытство, но каковы причины, побудившие вас сделать этот шаг. Да уж были у меня причины, нашлись. Назовите для примера хоть одну, чтобы я не думал, что все это мне снится. Когда мы рождаемся, когда входим в этот мир, то словно бы подписываем пожизненный контракт, но случается порой так, что однажды должны вдруг спросить себя: А кто это подписался за меня, спросил и я, когда пора пришла, а ответ – вот это письмо. Представляете, что с вами может произойти. Да, вполне, у меня было время подумать. Наступившее молчание нарушил комиссар: Вы сказали, что можете попытаться. Да мы тут уже придумали одну штуку, ответил директор и знаком попросил редактора продолжить. А штука в том, подхватил тот, чтобы напечатать – разумеется, без этой низкопробной риторики – примерно то же самое, что выходит в свет сейчас, а под конец перемешать ее с информацией, которую вы нам принесли, это будет нелегко, однако ничего невозможного, вопрос умения и везения. Иными словами, сделать ставку на рассеянность или лень цензора, добавил директор, и молиться, чтобы он решил, что уже сто раз читал подобное и, стало быть, можно не дочитывать до конца. Ну и какие, по-вашему, у нас тут шансы, осведомился комиссар. Шансов, честно говоря, немного, признался редактор, невелики шансы, что уж тут, возможностей маловато, а вот вероятность есть. А если министерство захочет узнать источник информации. Ну, поначалу прикроемся законом, хотя проку от него в условиях осадного положения – сами понимаете. А если будут настаивать, а если – угрожать. Ну, тогда, скрепя сердце, выдадим вас, и будем, разумеется, наказаны, но самые тяжкие последствия выпадут на вашу долю, сказал директор. Вот и славно, ответил на это комиссар, теперь, когда все мы знаем, чего ждать и на что можно рассчитывать, пойдемте-ка вперед, и если молитвы хоть на что-нибудь годны, я помолюсь, чтобы читатели не уподобились вашим цензорам, то есть дочитали бы до конца. Аминь, хором сказали директор и редактор.

Страница