Из морга в дурдом и обратно - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Шляхов cтр.№ 38

— Очень.

— Эх, нэ было у нас такой.

Шум открываемой среди ночи двери испугал Елену.

— Вова, что случилось?! — Она выбежала в прихожую босиком, в ночной рубашке, но с тяжелым бронзовым подсвечником в руках.

Подсвечник со вставленной в него свечой всегда стоял на одном и том же месте в спальне на случай отключения электричества.

— Ничего страшного, — улыбнулся Данилов. — Ты прекрасно выглядишь.

— Ты явился среди ночи, чтобы сказать мне это?

— Да, разве это не повод?

— Есть будешь? Или только чай?

— Нет, спасибо. Ничего не хочу. Только — в душ и спать. Кажется, моим ночным дежурствам пришел конец.

— Я рада, — Елена ушла в спальню…

Данилов немного ошибся — конец пришел не только ночным дежурствам, но и самой подработке. Около полудня ему на мобильный позвонил Юрий Юрьевич и попросил прямо сегодня привезти заявление об увольнении по собственному желанию. Голос у заведующего отделением был усталый и немного раздраженный.

— Если меня уже не будет — просуньте заявление под дверь кабинета, — сказал он в завершение разговора и сразу же отключился.

Сразу же после смерти запускается природный механизм самоуничтожения тела. Под действием различных ферментов внутренние органы начинают, образно говоря, переваривать себя. Они становятся дряблыми, желеобразными.

Ферментам помогают микроорганизмы, результатом их деятельности становится гниение. Микроорганизмы размножаются, проникая во все ткани и органы и питаясь ими.

Труп, на вскрытие которого доцент Астраханцев привел Данилова и Иру, вонял еще на подходе к секционной.

Отдельной, так называемой грязной, секционной, с шлюзом-тамбуром.

Мужчина пролежал дома около трех недель. Лежал при наглухо закрытых окнах, неподалеку от батареи отопления. Тепло стимулировало гнилостные процессы, а закрытые окна и хорошо подогнанная входная дверь долго не давали запаху разложения распространиться по дому.

Когда Астраханцев открыл дверь, ведущую из коридора в тамбур, вонь стала невыносимой. Ира побледнела, лоб ее покрылся испариной. Данилов, которому на «скорой» несколько раз приходилось возить донельзя грязных бомжей, покрытых гноящимися ранами, подумал о том, что некондиционные трупы пахнут все же хуже.

— Надевайте фартуки и можете заткнуть носы ватой, — Астраханцеву, кажется, смрад не досаждал совершенно; видимо, доктор успел привыкнуть.

Фартуки висели на стене, рядом со стеклянной полочкой, на которой лежали початая упаковка ваты, широкий и узкий бинт, несколько полосок лейкопластыря, а между ними стояли пузырьки с йодом, перекисью и зеленкой.

— Пункт первичной обработки ран, — прокомментировал Астраханцев, пока ординаторы надевали фартуки и помогали друг другу завязать их на спине.

Носы затыкать не стали. Одернули фартуки, натянули на руки перчатки и, задержав дыхание, вошли в секционную.

Труп был ужасен: сине-зеленый, раздувшийся, с просвечивающими через натянутую кожу сосудами. Кожа на боках расслоилась. Образовавшиеся пузыри были заполнены мутной желто-бурой жидкостью, похожей на гной.

Один или два пузыря успели лопнуть, другие пока еще ждали.

Раздувшаяся шея словно исчезла, казалось, что голова покойника сидит прямо на плечах. Увеличившиеся глазные яблоки резко выпячивались наружу, между толстых, словно карикатурных, губ свешивался влево огромный черный потрескавшийся язык.

Огромные конечности покойника (газы, всюду газы!) были раскинуты в стороны, мошонка своими размерами напоминала голову.

— Красавец, — выдохнула Ира, цепляясь за руку Данилова, чтобы не упасть.

Студентам на кафедре судебной медицины демонстрируют разложившиеся трупы — учебный процесс, как-никак. Но одно дело, зажав нос, из-за спин более стойких однокурсников смотреть на преподавателя, а другое — подойти вплотную к «разложенцу» и начать вскрытие.

Осматривать, переворачивать, разрезать, выпуская наружу зловонные газы, копаться в склизких внутренностях… Мало с чем можно сравнить это сомнительное удовольствие.

— Если уж невыносимо — можете выйти, — снизошел Астраханцев. — Еще один труп мне здесь ни к чему.

— Все нормально, — Ира постаралась взять себя в руки, но даниловскую не отпустила.

— Я намеренно пригласил вас за полчаса до начала вскрытия, чтобы обратить ваше внимание на кое-какие нюансы. Подойдите поближе…

Астраханцев встал у головы покойника. Данилов — справа от него, Ира — слева.

— Проведем наружный осмотр на предмет поиска ран и прочих следов внешнего воздействия. Разумеется — прижизненных. Ворочайте осторожно!

Осмотр занял несколько минут.

— Ну, что? — поторопил Астраханцев, наблюдавший за действиями Данилова и Иры не сходя с места. — Есть или нет?

— Нет, — ответил Данилов.

— Посмотрите лучше, — посоветовал доцент, указывая на недлинную «рану», проходящую наискось у левого соска трупа. — Вот это что такое?

— Кожа под давлением газов лопнула, — ответил Данилов.

— Обоснуйте, — потребовал Астраханцев.

— Ну, во-первых, следует обратить внимание на края… — начал Данилов.

Пока он отвечал, Ира стояла с закрытыми глазами и пыталась перебороть тошноту. Ей это удалось, хотя и с трудом.

— А вы молодцы, держитесь, — похвалил Астраханцев. — Первый раз тяжело, второй — противно, а третий — уже в порядке вещей.

Данилов вдруг понял, что трупный запах, а если точнее, смердящая вонь, больше не досаждает ему. Притерпелся, перевозбужденное обоняние решило взять тайм-аут.

— Сейчас уже придет доктор Равлик, — посмотрев на часы, сказал Астраханцев. — Есть желание ассистировать ему?

— Есть! — ответила Ира.

— Вот и прекрасно. В час я жду вас у себя.

Астраханцев ушел.

— Прогуляемся? — предложил Ире Данилов.

— Не стоит, — преувеличенно бодро ответила Ира. — Потом же возвращаться придется. Как же хорошо, что я стала патологоанатомом, а не судебным врачом!

— Ну, пока еще не стала, — поддел ее Данилов.

— О, помощников бог послал! — прозвучало от дверей.

Доктор Равлик оказался тем самым унылым типом, которого Данилов вчера принял за санитара.

— Зовут меня Виктор Тарасович, — представился он, вооружившись скальпелем.

— Ирина.

— Владимир.

— Ну, начнем!

Скальпель вонзился в труп, и Данилов сразу же ощутил дурноту. Он рано обрадовался тому, что обоняние якобы притупилось.