Похититель вечности - читать онлайн книгу. Автор: Джон Бойн cтр.№ 52

— Может, у него всего–навсего проснулась совесть? — предположил я. Том замотал головой.

— Дело не в этом! — вскричал он. — Это не имеет никакого отношения к совести! Когда человек борется за перемены, стремится изменить несправедливую систему, существовавшую веками, он должен делать все от него зависящее, чтобы верить — правое дело победит. В этой борьбе нет места сомневающимся.

У него был такой вид, точно он выступает с трибуны; Тереза даже встала с его колен, чтобы не мешать ему жестикулировать.

— Но равновесие в Ассамблее может оказаться благотворным, — осторожно сказал я, опасаясь, что он вскочит и вцепится мне в глотку, если я с ним не соглашусь. — Следовало бы выслушать мнения обеих сторон. Может статься, что мсье Ублен теперь мог бы оказаться более полезен, чем когда–либо ранее.

Том горько засмеялся.

— Едва ли, — ответил он. — Через несколько дней я послал сообщение Робеспьеру, где рассказал ему о нашей беседе. Я считал, что Пьер стал слишком умеренным, чтобы доверять ему государственные секреты или важные документы. Я просто передал наш разговор слово в слово и предоставил мсье Робеспьеру действовать, как он сочтет нужным.

Я уставился на него и быстро моргнул, понимая, к чему он ведет, но опасаясь это услышать.

— И его освободили… от должности? — с надеждой спросил я.

— Его арестовали в тот же день, на следующий — судили за предательство, и суд — законный суд! — признал его виновным, дядя Матье. И наутро он был гильотинирован. Понимаешь, в Революции нет места сомневающимся. Нужно быть преданным и сердцем и душой, все… — Он сделал паузу для драматического эффекта, прежде чем продолжить, рассекши воздух ладонью, точно лезвием. — …Или ничего!

Я вздохнул — мне стало не по себе. Я посмотрел на Терезу, которая с улыбкой наблюдала за моей реакцией. Кончик языка слегка проскользнул по ее губам, я перевел взгляд на племянника и сокрушенно покачал головой. Они стоили друг друга.

— Ты донес на него, — тихо сказал я. — Вот о чем ты мне рассказал. Ты донес на своего лучшего друга — человека, которого, как ты заявил, уважал больше всех на свете.

— Это был акт высшего патриотизма, — ответил он. — Я пожертвовал своим лучшим другом, почти братом, во имя Республики. Разве можно сделать большее? Вы должны гордиться мной, дядя Матье. Гордиться.

В тот вечер я покинул их квартиру, решив, что настало время оставить моего племянника, Париж, Францию, даже Европу. Перед уходом я повернулся к Тому и задал последний вопрос.

— Этот твой друг, — сказал я, — Пьер. У него было высокое положение в Ассамблее, я прав?

Том пожал плечами.

— Ну конечно, — ответил он. — Он занимал довольно значительный пост.

— И когда он… умер. Когда его гильотинировали. Кто занял его место?

На минуту повисла тишина, Том перестал улыбаться и посмотрел сквозь меня почти с ненавистью. Мне вдруг показалось, что моя жизнь в опасности, но я подумал: нет, я же его дядя, он никогда не предаст меня, — но тут же сообразил: дурак! разумеется, предаст. Тереза, казалось, была шокирована моим вопросом, поскольку она уже знала ответ и лишь хотела увидеть, скажет Том правду или нет.

— Ну, — сказал он, после того как прошла почти вечность, — кто–то ведь должен работать на благо Республики. Тот, чья преданность безоговорочна.

Я медленно кивнул и вышел на улицу, туго замотав горло шарфом, чтобы покрепче привязать голову к телу.

Спустя семь месяцев, в июле 1794 года, я получил неожиданное письмо. Я вернулся в Лондон и следил за революцией по газетам, которые писали о Париже, называя его «рваной веной Европы, омывшей кровью все наше общество». Я вздрогнул, подумав, какая там сейчас жизнь, и забеспокоился о Томе, хотя покидал Париж, уже не питая никаких иллюзий относительно его характера. Я решил, что мне лучше держаться подальше от этого города; с одной стороны, я не доверял племяннику, которому в один прекрасный день могло прийти в голову объявить меня предателем, и в этом случае мне пришлось бы отправиться на совершенно незаслуженное свидание с гильотиной, а с другой — я просто не хотел иметь ничего общего с этой ужасной бойней. Тем не менее, планы мои внезапно изменились, когда я получил следующее послание:

Париж, 6 июля 1794 года

Дорогой мсье Заилль,

У меня для Вас печальные новости, мсье. Дела здесь плохи, я умоляю Вас приехать повидаться со мной — сейчас я опасаюсь за три жизни и не могу заставить Тома понять, что происходит — он обезумел, мсье, — пришла беда — он часто говорит о Вас и хотел бы с Вами повидаться — пожалуйста, приезжайте, если можете.

Ваша, Тереза Нант

Естественно, я был удивлен, поскольку не ожидал снова услышать о своем племяннике — не говоря уже о женщине, с которой он жил. Я провел пару дней в размышлениях над ее письмом; я разрывался между желанием держаться как можно дальше от Парижа и неспособностью отвергнуть ее просьбу, звучавшую столь серьезно. Через несколько дней я стоял перед их дверью.

— Все изменилось. Том сейчас слишком сблизился с Робеспьером, — сказала Тереза и, задыхаясь, села в кресло. Она располнела после нашей прошлой встречи — без сомнения, ввиду беременности. — Он безоговорочно предан делу, но все повернулось против него. Я пыталась убедить Тома покинуть Париж, но он отказывается.

— Как такое могло случиться? — спросил я. — Уверен, у него сейчас достаточно власти? В газетах пишут…

— Слишком многое случилось, — сказал она, нервно бросив взгляд в окно, точно в любой момент в дом мог влезть контрреволюционер и перерезать ей горло от уха до уха. — Все, кто у власти — Сен–Жюст, Карно, Колло д’Эрбуа [64] и сам Робеспьер, — перегрызлись. Их союз разваливается на части прямо на наших глазах, и не все из них его переживут, уверяю вас. После очередного скандала Робеспьер даже перестал появляться на заседаниях Комитета безопасности Республики, и они, разумеется, за это попытаются его арестовать. Это неизбежно. А если он падет, то и мы падем вместе с ним.