Похититель вечности - читать онлайн книгу. Автор: Джон Бойн cтр.№ 15

— Томми, пожалуйста, сядь и успокойся. Я забыл. Извини. Я собирался переслать их тебе, верно? Это вылетело у меня из головы.

— Но ты же дашь мне денег, правда? — взмолился он, схватив меня за плечи, и только поэтому я удержался, чтобы в раздражении не толкнуть его на диван. — Потому что если ты не дашь, дядя Мэтт, они меня…

— Я выпишу тебе чек прямо сейчас, — быстро сказал я, отходя от него к письменному столу в углу комнаты. — Честное слово, Томми, это просто недоразумение. Неужели обязательно врываться ко мне посреди ночи и нарушать мой покой? О какой сумме у нас шла речь? Тысяча, да?

— Две, — быстро поправил меня он, и в отсветах камина я заметил, как сильно он вспотел. — Мы говорили о двух тысячах, дядя Мэтт. Ты обещал мне две…

— О, ради бога, я дам тебе три. Так лучше? Три тысячи фунтов, хорошо?

Он кивнул и быстро закрыл лицо ладонями, но через секунду уже отнял руки и улыбнулся:

— Я… я прошу прощения за это.

— Все в порядке.

— Я ненавижу просить, но… Накопилось так много счетов…

— О, я не сомневаюсь. Электричество, газ, муниципальный налог.

— Муниципальный налог, да, — сказал Томми, кивнув, точно это было подходящее оправдание.

Я оторвал чек и протянул ему. Прежде чем положить в бумажник, он пристально осмотрел его.

— Расслабься, — сказал я, присаживаясь напротив и наливая ему вина в бокал, который он с жадностью схватил. — Я его подписал.

— Спасибо, — пробормотал он. — Мне пора идти, мне ждут.

— Посиди пару минут, — сказал я, не желая уточнять, кто его ждет или зачем. — Скажи мне, сколько из этих денег уже потрачено?

— Потрачено?

— Сколько ты задолжал? Я имею в виду не «Бритиш Телеком» или газовую компанию. Сколько из этой суммы уйдет завтра, когда откроются банки?

Он помедлил.

— Все, — ответил он. — Но больше и не нужно. Я с этим покончил.

Я наклонился вперед:

— Чем же ты занимаешься, Томми? — спросил я; меня это заинтриговало по–настоящему.

— Ты знаешь, чем я занимаюсь, дядя Мэтт, я — актер.

— Нет–нет. Я имею в виду, что ты делаешь, когда не снимаешься? Во что ты впутался?

Он рассмеялся и резко помотал головой. Я понимал, что теперь, когда деньги получены, ему хочется поскорее уйти.

— Ни во что, — ответил он, — просто сделал парочку неудачных вложений капитала, вот и все. Но этого хватит, и теперь я все улажу. Я все тебе верну, обещаю.

— Нет, не вернешь, — сказал я, просто констатируя факт. — Но это не имеет значения, меня не волнуют пара тысяч фунтов. Я просто боюсь за тебя.

— Ничего ты не боишься.

— Боюсь, — возразил я. — Не забывай, я видел, как погиб твой отец. И его отец тоже. — Я остановился на этом поколении.

— Послушай, дядя Мэтт, ты не смог спасти их жизни и не собираешься спасать мою, верно? Оставь меня в покое, я сам с собой разберусь.

— Томми, я — не спасатель. И не священник. Я совладелец спутниковой телекомпании. Мне просто тяжело смотреть, как умирают молодые, вот и все. Я даже мысль об этом считаю нелепой.

Он поднялся и заходил по комнате, время от времени посматривая на меня и открывая рот, но не произнося при этом ни слова.

— Я — не — умру, — наконец четко произнес он, сведя ладони и нацелив указательные пальцы в потолок. — Ты меня слышишь? Я — не — умру.

— Разумеется, умрешь, — отмахнулся я от него. — Мне ясно, что у тебя на хвосте плохие парни. Так что это всего лишь вопрос времени. Все это я уже видел.

— Иди ты на хер!

— Довольно! — крикнул я. — Я не выношу брани и не желаю слышать ее в своем доме. Не забудь об этом, когда в следующий раз явишься за деньгами.

Томми покачал головой и направился к двери.

— Послушай… — сказал он тихо, однако быстро и настойчиво, явно встревожившись из–за нашей размолвки: он не знал, когда я ему понадоблюсь в следующий раз. — Я ценю твою помощь. В самом деле. Может, я тоже когда–нибудь смогу тебе помочь. Сходим куда–нибудь на следующей неделе, ладно? Пообедаем вместе. В каком–нибудь тихом местечке, где ни один ублюдок не будет пялится на меня, гадая, болею я раком яичка или нет, хорошо? Прости. За все. Я обещаю. Спасибо, ОК?

Я пожал плечами, глядя ему вслед, а затем со вздохом вернулся в свое кресло и обхватил ладонями большой бокал бренди — себе в утешение. И тут на меня снизошло озарение. Мне 256 лет, все это время я сидел и смотрел, как умирают девять Томасов, и ничего не сделал, чтобы предотвратить хотя бы одну из этих трагедий. Я помогал им, когда они нуждались в поддержке, но принимал их судьбу как нечто предопределенное. То, чему я не в силах помешать. Так я все это время и живу. А они умирают один за другим. И большинство из них — неплохие люди, беспокойные, да, но они заслуживают помощи. Заслуживают моей помощи. Заслуживают жизни. И теперь еще один из них — в беде. Еще один Томас готов встретить свой конец, а я останусь здесь — ждать, когда родится следующий. Ожидая, когда придет и его время. Когда он попадет в беду, встретит девушку, сделает ей ребенка и погибнет. И я подумал: это не должно продолжаться.

Озарение же заключалось в следующем: я должен сделать то, что следовало совершить много лет назад, — спасти одного из Томасов. А именно — я должен спасти Томми.

Мы — Доминик, Тома и я — покинули Дувр сентябрьским днем; город был с утра до ночи окутан сумраком, и подчас казалось, что небо уже никогда не озарится светом. Я практически оправился после избиения, но с тех пор отчасти утратил чувство собственного достоинства и стал еще более бесстрашен в своих эскападах, словно понял, что в вопросах выживания мне нет равных. Я поднялся с одра болезни утром в понедельник, но только через неделю мы оставили город; учитывая, что у нас было крайне мало вещей, которые мы бы могли назвать своими, я не могу в точности припомнить или понять причину нашей задержки. Хотя меня это особо не расстраивало: все оставшееся время я прощался с друзьями, которыми обзавелся на улицах, — такими же беспутными мальчишками, как я сам, что воровали ради еды или развлечения, бездомными детьми, для которых кражи были единственным источником дохода. Мальчишки эти смотрели сквозь меня, когда я с ними говорил, — они не понимали, как можно покинуть единственный мир, который им известен. Поочередно за три ночи я навестил трех моих самых любимых проституток — мне было грустно расставаться с ними, поскольку они служили единственным утешением в моем отчаянном томлении по Доминик. Когда они за несколько шиллингов утоляли на час мои юношеские томления, я воображал на подушке ее лицо — это над ним я склонялся, выкрикивая ее имя, закрыв глаза и представляя, что со мной она. Подчас я даже сомневался, была ли на самом деле у нас та единственная ночь любви или это просто бред моего больного воображения; но при взгляде на Доминик я понимал, что между нами проскочила какая–то искра, и, каким бы тусклым ни был ее свет, загоревшись раз, она не потухнет уже никогда.