— Я не собираюсь делать ничего подобного. Понимаете, моя жена недавно меня бросила — ушла к другому, и одновременно я влюбился с девушку, которую вы теперь знаете под именем Эдмунда Робинсона. К моему изумлению, она тоже меня полюбила. Однажды она сказала мне, что ради меня готова на все — даже пожертвует жизнью, лишь бы я был счастлив. Признаюсь, я никогда не встречал такой преданности. Во мне проснулись надежды на будущее. Мне кажется, я впервые в жизни способен обрести настоящее счастье. И поэтому, когда моя жена ушла, мы решили узаконить наши отношения и плывем теперь в Канаду, чтобы начать там новую жизнь. Естественно, мне придется подать заявление о разводе с женой, и это может занять несколько месяцев, но все это время мы не хотим расставаться ни на минуту.
— Но зачем ей переодеваться? Зачем выдавать ее за мальчика?
— Мистер Заилль, не знаю, насколько хорошо вы знакомы с обществом, к которому я принадлежу, однако неженатым мужчине и женщине никогда не позволили бы плыть на корабле в одной каюте. Все бы нас сторонились, и, на мой взгляд, это стало бы ужасным зачином нашей новой жизни. Если не считать вчерашнего случая, нам очень нравится это путешествие — оно явилось для нас чудесным стартом. Знаю, это слишком замысловатая, но при этом даже увлекательная ложь. Осталось уже недолго. Как только мы доберемся до Канады, больше не нужно будет притворяться. Мы снова сможем быть самими собою.
Матье Заилль поразмыслил и неторопливо кивнул.
— Наверное, вы знаете, что делаете, — с сомнением произнес он. — Однако мне кажется, чересчур много хлопот только ради того, чтобы не дать повода для сплетен. Но если вы чувствуете, что должны были поступить именно так, я не стану вас за это осуждать. Поверьте, в свое время я и сам совершал ради любви странные вещи. И потом за них расплачивался.
— Так вы никому не скажете? — с надеждой спросил мистер Робинсон.
Матье снова покачал головой.
— Я никому не открою ваш секрет, — сказал он. — Даю вам слово.
Мистер Робинсон улыбнулся и встал, с благодарностью пожав руку хозяина.
— После недавних событий мы решили последние пару дней плавания провести в каюте, — сказал он. — Так что, вероятно, мы с вами редко будем видеться. Кроме того, лучше, если б ваш племянник держался подальше от моей дорогой невесты, чтоб не возникло новых неприятностей.
— Конечно, — ответил Матье. — Полностью согласен. — Он открыл дверь, и мужчины снова пожали друг другу руки. — Я желаю вам всего доброго, мистер Робинсон, — сказал он. — Правда. Но помните, мнение общества о вас — ничто по сравнению с вашим чувством собственного достоинства. Когда доберетесь до Канады, настоятельно советую вам оставаться самими собой. И в этом качестве наслаждаться жизнью. А иначе какой смысл жить вообще?
— Уверяю вас, Матье, — возразил мистер Робинсон, широко улыбнувшись, — именно это мы и собираемся сделать. Наша жизнь только начинается. Впереди у нас — чудесная пора.
Этель Ле-Нев переступила через бухту размотанного каната, обошла спасательную шлюпку и оказалась в том укромном местечке, которое нашла несколько дней назад: теперь она мысленно считала себя не самой собой и даже не Эдмундом, а доктором Джеймсом Миддлтоном — человеком, которым представилась в самом начале, покупая яд. Нервно оглядевшись, она убедилась, что никто не следит: с этого места не видно было ни единого пассажира, и за ней тоже не могли наблюдать.
Она вытянула перед собой коробку для шляпы и осторожно ее встряхнула. Голова Коры Криппен, аккуратно завернутая в несколько слоев газет, лишь слегка качнулась внутри. Когда Этель держала коробку над водой, ее руки чуть-чуть дрожали. В последнюю минуту она решила не разрубать голову и не закапывать ее вместе с другими отвратительными останками: она считала, что если труп Коры когда-нибудь обнаружат, то из-за отсутствия головы не смогут с полной уверенностью установить личность. Разумеется, в Лондоне голову негде было спрятать, и Этель также опасалась, что волны Темзы выбросят ее на берег: поэтому девушка взяла ее с собой в Антверпен. Она решила, что лучше всего похоронить голову в море — в темных водах Атлантического океана, где она опустится на дно и больше никогда не всплывет на поверхность.
Этель резко разжала руки и с приглушенным вскриком выронила коробку, затаив дыхание, когда та ударилась о волны внизу, минуту поплавала, качаясь на них, а затем погрузилась под воду и скрылась из виду.
— Господи, прости, — прошептала Этель, отведя взгляд от океана под ногами и устремив его к небу, словно обращалась ко всевышнему. — Ради любви мы порой совершаем самые непростительные поступки.
Инспектор Уолтер Дью стоял на носу «Лорентика» и изумленно смотрел на происходящее впереди. У него отвисла челюсть, и он недоверчиво покачал головой: сердце застучало в груди чаще, когда он спросил себя: что же я затеял? Вдалеке, в порту Квебека, виднелись толпы народа: люди громко ликовали, и хор их голосов долетал до инспектора, несмотря на расстояние. Повсюду, насколько хватало глаз, собрались тысячи людей, и их яркие одежды казались пестрой радугой, вставшей над гаванью.
— Это уж чересчур, — сказал он, в смятении глядя на капитана Тейлора. — Откуда взялось столько народу?
— Теперь вы знаменитость, инспектор, — ответил капитан, широко ему улыбаясь. — Наверно, и я тоже, — с надеждой добавил он.
— Но я же ничего пока не совершил.
— Это не важно. Самое главное — то, что вы собираетесь совершить. Вы хотите поймать самого злонамеренного и коварного преступника, когда-либо ступавшего по земле.
Дью поднял брови.
— Не думаю, что он заслужил такую характеристику, капитан, — сказал он.
— Полностью заслужил. Женоубийца. Каннибал.
— Ради всего святого, — огорченно сказал Дью. — Ну кто распустил эти слухи? Доктор Криппен — никакой не каннибал. Какая нелепая идея.
— Разве? Тогда что же он сделал с головой?
— Головы нет, и все решили, что он ее съел, — сухо проговорил Дью. — Железная логика. Я восхищаюсь вашими детективными способностями, капитан.
— Я просто говорю то, что слышал, — возразил он, не обращая внимания на сарказм. — Можно притворяться, что дело обстоит не так, но это ничего не меняет.
Дью вздохнул. Когда корабль входил в порт, его охватили смешанные чувства, но был вынужден помахать толпам, которые настойчиво его приветствовали. С одной стороны, инспектору очень нравилось такое внимание: он усердно трудился в Скотланд-Ярде — усердно трудился всю свою жизнь — и раскрыл несколько интересных и достойных дел, но так и не получил общественного признания за свои заслуги. Теперь же здесь происходило нечто особенное: совершено неслыханное преступление, и убийца настолько завладел воображением публики, что человека, который его поймает, назовут героем, и в одночасье он станет самым известным полицейским в мире.
— Настоящий герой — не я, — признался Дью капитану Тейлору, когда они спускались по сходням к ожидавшей их полицейской машине, а толпу с обеих сторон сдерживали шеренги констеблей канадской полиции. — В действительности эта честь должна принадлежать капитану Кендаллу.