Утреннее море - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Мадзантини cтр.№ 5

Фарид разглядывает море, чистое и спокойное, как синяя глазурь на глине. Он пытается увидеть рыб — первые признаки новой жизни. Джамиля целует сына, ерошит ему волосы.

Сколько же нам плыть?

Недолго — только и хватит времени, чтобы пропеть колыбельную.

И Джамиля запевает своим соловьиным голосом, свистит и пыхтит, подражая зукре. [6] Звуки песни достигают морских волн. Потом Джамиля засыпает. У нее маленькая голова газели — или старшей сестры. Фарид глядит в сторону кормы, потом отыскивает проход между людскими телами. Берега больше не видно: только море, только колыхание волн. Фарид вспоминает свой дом, качели, колодец, украшенный красно-зелеными изразцами. Он думает о газели. Та приходила когда хотела, но всегда перед заходом солнца. Газель уже начала есть из его рук. Он давал ей финики, фисташки, протягивая раскрытую ладонь, словно блюдо. Фарид вспоминает звуки, которые она издавала, запах из ее рта. На языке у нее были пятна. Газель пахла как вади, по которому только что прошла вода. Лучшие на земле глаза, после глаз матери. В тот день Фарид прижал ее к себе. Увидит ли он газель снова? Ее шкура цвета жженой пудры светилась на закате, а пахла ковром. Запах, знакомый Фариду по пустыне, когда они с дедушкой Мусой ставили палатку и спали на молитвенном коврике.

Фарид без сожаления расстается с прошлым. Он еще ребенок и не осознает в полной мере, что такое время. То, что ему уже знакомо, и то, что его ждет, сливаются для него воедино.

Сперва он чувствует возбуждение, потом — испуг, потом — усталость, потом — ничего. Его уже стошнило, и теперь ему нечего извергать наружу. Удушающе жаркое солнце следует за Фаридом, как голодный за пищей, лижет голову, заливает ее потом.

Море однообразно: в нем все по-прежнему. Смотреть на него совсем не стоит: это все равно что смотреть на животное без головы и со множеством спин, которые все время изгибаются. Пенящаяся красная плоть, изрыгаемая глубоко погруженной пастью. Фарид ищет глазами эту голову, которая никогда не показывается: доходит до поверхности и тут же исчезает.

Ему интересно, каково оно — лицо моря.

Один из сомалийских парней выстрелил в воду, чтобы проверить осветительные ракеты. Но ничего не вышло — ракеты оказались испорченными, как и эта посудина. Парень напился вместе со своими приятелями, алкоголь сжег их желудки и мозги. Теперь они дерутся.

Все пассажиры выглядят бледными, серыми, точно веревки. Всех уже вырвало. Рвотные массы текут по мокрому дереву под рокот моря.

Джамиля велит сыну неотрывно смотреть в какую-нибудь точку на горизонте, чтобы не страдать морской болезнью.

Фарид обшаривает глазами небосвод, где садится солнце.

В лицо им летит темный дым от солярки. Мать прижимает Фарида к себе. Тот хочет ощутить материнское тепло, материнский запах. Но Джамиля опьяняется дизельным выхлопом: это запах путешествия, запах надежды.

У Фарида болят глаза и ноги. Поверхность моря стала наклонной: баржа накренилась на один борт. Им отведено определенное место, и перебраться куда-нибудь еще нельзя. Хнычет какая-то девочка, двое мужчин громко переговариваются на неведомом Фариду диалекте. Он задыхается, от солнечных лучей на губах появилась корка. Джамиля строго отмеряет порции воды. Они все уменьшаются: теперь не удается даже промочить язык. Естественные надобности отправляются в ведро, которое затем выливают в море. Кто они все — животные? Нет. Животным незнаком этот страх смерти. Море — замкнутый мир. Мир внутри мира. Со своими законами, со своей мощью. Он растет, он вздымается. Баржа напоминает панцирь мертвого скарабея вроде тех, иссохших от ветра, что Фарид находил в мелком песке. Голова Фарида полна соли. Соль не уходит, даже если закрыть глаза. Он вспоминает листья диких каперсов — те, что его мать жевала и клала ему на лоб, когда он болел. Он вспоминает бродячего торговца, который очищал индийские фиги [7] быстрым, волшебным движением. Джамиля покрошила ему в рот кунжутную палочку, но горло — словно каменное.

Море — это гора, которая поднимается. Водяные холмы внушают Фариду страх. Мотор пыхтит, как умирающий верблюд.

Ночью становится холодно: над водой температура ниже, чем на земле. Море — как черная бумага. От него исходит пар, который не рассеивается, а стелется вплотную к воде. Фарида пробирает дрожь. Мать завернула его в свое покрывало, скользкое, словно кожура плода. Фариду холодно под покрывалом. Ветер безжалостно хлещет его. Фарид прижимается к телу матери, ищет теплую грудь. Та дрожит, как и он, напоминая корзину, внутри которой копошатся змеи. Уже давно мать не разрешала ему прикасаться к своей груди: Ты уже большой. Но сейчас она притягивает его к этому месту, еще хранящему немного дневного тепла, наподобие камней. В конце концов, ведь это счастье — прижаться вот так друг к другу, счастье, что вокруг ветер и море. Фарид засыпает. Он думает о пальмах, под широкими листьями которых когда-то укрывался от дождя. Старик Агиб — тот, что шьет берберские башмаки для туристов, сидя на солнцепеке, — однажды сказал, что все их невзгоды случились из-за нефти, что, не будь под пустыней черного моря, ни один диктатор не пожелал бы диктовать им свои законы и ни один иностранец не пришел бы защищать их, запуская крылатые ракеты. Агиб наставил тогда на него палец, исколотый иглой: Нефть — это дерьмо дьявола. Не доверяй тому, что кажется богатством: оно хуже ловушки для обезьян. И то, что для одних — богатство, для других — всегда несчастье.

Поэтому Фарид по-прежнему доверял газели, которая подходила прямо к дому и съедала то, что оставалось от обеда.

Воцарился полный мрак, луна скрылась. Парень, подливающий солярку в двигатель, щелкает пластмассовой зажигалкой и, пошатнувшись, бросает ругательство: из-за морской сырости пламя тут же гаснет. Материнские объятия ослабевают, руки ее уходят вниз вместе с баржей, проседают, как повозка в пустыне.

Фарид ждет рассвета. Ждет Италии. Там женщины не закрывают лиц и есть куча телеканалов. Они сойдут на берег под вспышки камер, их сфотографируют. Им дадут игрушки, кока-колу и пиццу.

Рашид, отец дедушки Мусы, уже проделал этот путь в начале века, когда итальянцы жгли деревни, вышвыривали бедуинов из оазисов и заталкивали их в тесные загоны, точно коз. Рашид был веселым парнем. Он играл на табле [8] и собирал резину с гевей. Его братья умерли в депортации, а его погрузили на корабль и отправили на пограничные острова Тремити. Больше о Рашиде не было известий. Умер ли он там или начал новую жизнь?

Фарид глядит на море.

Дедушка Муса рассказывал ему о путешествии своего отца.

В тот день поднялась песчаная буря. Ветер поднимал серую пыль и хлестал в берег, словно пустыня решила воспротивиться этому жестокому исходу. Бедуины садились на корабли: грязные галабеи, исхудавшие за несколько голодных месяцев лица, печальный, застывший взгляд скотины, которую везут неизвестно куда.