Слава Перуну! - читать онлайн книгу. Автор: Лев Прозоров cтр.№ 39

Однако же вылетевшему из седла кривичу приходилось хуже. Не все из наблюдавших за поединком замечали это, но русин, опытный воин, видел, что щит в левой руке Рогволода всё сильнее отвисал и всё больше сил требовалось полочанину, чтобы отводить им удары.

Поединок переломился – и закончился в один миг. Русин разом перешёл от обороны в нападение. Киевский меч блеснул на солнце – и Рогволод, под грохот русского оружия о красные щиты, под отчаянный горестный крик, взлетевший над ратью полочан, зашатался и повалился в истоптанный снег.

Но голос, раздавшийся вслед за этим, прозвучал не из уст русина, вставшего над поверженным противником. Голос этот, принадлежавший не мужчине и даже не отроку, раздался в тылу рогволодовой рати:

– Полочане, ваш князь проиграл! Оружие наземь!

Крикнувший – а вернее сказать, крикнувшая – стояла перед стенами Смоленска, и стояла не одна. Пока войско Полотеска следило за поединком своего князя, смоляне выпустили через дальние ворота своё войско, впереди которого и сидела на гнедой кобылке девушка в шлеме и просторном ярком плаще. Двое отроков прикрывали её щитами.

Стоявшие в задних рядах малодоспешные, оказавшись ближе всех к копьям смоленского городового полка, поспешно загремели о землю дубинками и сулицами. Но воины передних рядов полочанской рати, оглядываясь затравленными хищниками, не торопились следовать их примеру.

– Таков был уговор между мною и вашим князем, полочане, – раздался над полем зычный голос русина-вождя. – Сложите оружие!

– Полочане твоими рабами не будут, русин! – закричал кто-то молодой и отчаянный из рядов проигравшего – это уже всем было видно и ясно – войска.

– Ты перепутал меня с Итиль-каганом? – теперь голос вождя русинов звучал весело. – Мне не нужны рабы. Мне нужны воины. О том и был договор с вашим князем!

Ощетинившиеся было копья обвисли, приспустились поднявшиеся почти к кромкам шлемов щиты полочан и варягов. Гомон слышался из конных отрядов – там разумеющие славянскую речь растолковывали землякам, о чем сказал русин в золоченом шеломе. И вот уже многие из воинов Рогволода вкладывают в ножны мечи, затыкают топорища боевых секир в ременчатые петли на поясах, перекидывают щиты за спину, а снятые шлемы поднимают на древках копий.

Многие, но не все.

– Мы не станем служить тому, кто убил нашего князя! – звучит всё тот же молодой голос.

– Князь ваш жив! – откликается вождь русинов, переглянувшись с одноглазым, подошедшим и присевшим над поверженным кривичем. – Помогите отнести его в Смоленск, и если у вас есть с собою лекари – шлите выхаживать его.

Рогволод очнулся.

Потрескивали угли в лушнике. Вместе с ними потрескивала и голова – но терпимо, надвое расседаться не собиралась. Пошевелил руками, ногами – цел. На левой, щитовой, ноге – лубок, ребра туго спеленуты, на лбу – влажная тряпица. Одежды нет, до шеи прикрыт косматым медведном.

На лавке напротив сидит молодой парень в стеганке-поддоспешнике незнакомого покроя, но меч, на который опирается, – киевской ковки. Узколицый, как русин. Но не русин. Даже в мерцании лушника видно, что тыльные стороны ладоней – без знаменитых русских наколок, да и голова, остриженная в кружок, а не обритая вокруг длинной пряди на темени, о чём-то да говорит.

В плену?

Какой-то странный плен… или русины решили взять за него выкуп? Ну… удачи, что ещё скажешь – вряд ли вече Полотеска будет щедро на выкуп за молодого князя, только в том году пришедшего из-за моря в свою волость и в первом же походе так бездарно проигравшего.

Тут князь понимает, что сидящий на лавке не спит и смотрит на него. Мелькает запоздалая мысль – не выдавать, что проснулся – и пропадает. Поздно, страж уже заметил.

Голорукий встаёт на ноги.

– Очнулся? Добро, сейчас княгиню позову…

Княгиню? Какую княгиню, почему княгиню?

– Постой… – приподнимает руку, лежащую поверх медведна, Рогволод. – Ты ведь не русин?

Голорукий хмыкает. Мол, молодец, глаза есть, а дальше-то что?

– А кто? – допытывается князь.

– Вятич, – хмуро отзывается страж.

– Вятич… – да, он слышал об этом народе, даннике Хазарии, соседе самых восточных выселок кривичей. – Слушай, что с моими людьми? И я тут кто – пленник?

– Князь всё скажет, – вятич поворачивается к двери. Экий молчун.

– Погоди. Князь скажет. А я с тобой поговорить хочу.

– Я – гридин. Больше, чем князь, не скажу, – хмурится вятич.

– А я не про князя. Я про тебя хочу спросить. Вот ты – ты не русин. Почему их князю служишь?

Вятич долго молчит, потом неожиданно улыбается.

– А всё равно про князя выходит. Поговоришь с ним – сам поймёшь. Не дурак.

С тем и покидает тесную клетушку, где лежит Рогволод.

Вот и поговори с ним…

Однако вместо князя появляется девушка, то есть не девушка – женщина, совсем молодая, с парой служанок – не иначе та самая княгиня. При виде узоров на одежде и украшений брови у полочанина поползли на лоб. Варяженка… из знатных… хм, и вроде из укров [25] . Без лишних слов вцепляется тонкими, но сильными пальцами в медведно и, к смятению, почти ужасу Рогволода, скидывает его прочь.

Ещё она левша. Плащ лежит на правом плече. Верный признак отмеченных духами, вот только на худое или на доброе – в каждой деревне свой толк.

Придирчиво осматривает повязки. В бок тычет пальцем, спрашивая, где больно, а где нет. Осматривает левую руку, вертит, гнёт пальцы. Опять спрашивает – больно ли. Служанка подносит Рогволоду корец с медвяно пахнущим отваром.

Через порог, хоронясь за косяками, в клеть заглядывают двое мальцов лет пяти. Двойняшки. Рогволод пытается незаметно подмигнуть им – и невольно выдаёт. Служанки тут же изгоняют мальчишек – величая тех, впрочем, без особого почтения, княжичами – вон.

Пользуясь отлучкой служанок, полочанин пытается заговорить с княгиней:

– Госпожа… прости, что спрашиваю – ты не дочь ли Накону укру?

– А что, коли и так? – усмехается она, пристально глядя в глаза. – Да, я Предслава [26] , дочь Накона, из рода князей укров. Жена великого князя киевского и всея Руси Святослава – запомни уж и это, князь Рогволод. А что, не знал, кого в Смоленске обложил?

– По чести сказать, и не думал о таком… – пожимает плечами Рогволод – бок тут же отзывается болью, а тонкие холодные пальцы чувствительно шлёпают по пошевелившемуся плечу.