Хеймерссон безразлично пошел дальше по коридору в соседнюю комнату. Там было продолжение музея.
— Вот здесь наш первый компьютер… Здоровый, как дом. Раньше они все были такие.
Йерлоф вежливо кивал. Хеймерссон рассказывал ему о технологическом прогрессе и развитии лесной промышленности. По большей части это была статистика и описание машин.
— В самом деле, очень интересно, — произнес Йерлоф. — Огромное спасибо.
— Всегда пожалуйста, — ответил Хеймерссон. — Очень приятно, когда интересуются деревообработкой. — Он вышел вслед за ними на асфальтированную площадку и указал на здания из стали: — У нас как раз недавно появилась новая рентгеновская установка для определения качества древесины. Вы, может, хотите ее тоже посмотреть?
Йерлоф краем глаза заметил, как Йон быстро качнул головой. С него, похоже, и древесины было достаточно.
— Большое спасибо, — поблагодарил он, — но боюсь, что это для нас уже сложновато. Мы, наверное, лучше спустимся к гавани и посмотрим на нее.
— Гавань? — удивился Хеймерссон. — Но я бы не стал ее так называть. Она же мелкая, большое судно сюда и зайти не сможет. У нас вся транспортировка на грузовиках.
— Но нам все же хотелось бы взглянуть, — сказал Йерлоф.
— Да пожалуйста. Тогда я музей запираю.
И в самом деле: ни о какой гавани и речи быть не могло. Йерлоф это понял, как только они спустились метров, наверное, на сто и подошли к воде. От пирса мало что осталось. Асфальт растрескался, и даже массивные гранитные кубы, из которых был сложен мол,
[69]
расползлись со временем в стороны, между глыбами виднелись широкие просветы.
От пирса на несколько десятков метров в воду уходил деревянный причал. Он явно нуждался в ремонте. «У них что, на ремонт досок не хватает?» — подумал Йерлоф. К причалу была привязана старая плоскодонка. Она одиноко покачивалась на воде, наверное, поджидая своего владельца — когда тот наконец придет и заберет ее, пока не ударили морозы.
С суши дул зверски холодный ветер. На горизонте черной полоской виднелся Эланд. Побережье Смоланда, конечно, было очень красивое, со всеми своими островками и бухточками, но Йерлоф почувствовал, что уже скучает по Эланду.
— Наверное, вот здесь шхуна Мартина Мальма и грузилась, — предположил он.
— Ну да, судя по снимку, так, — заметил Йон.
Больше смотреть здесь было не на что. И хотя на Йерлофе было зимнее пальто, его пробирал холод. У него не возникло ни малейшего желания идти с пирса на причал на самый ветер, и, когда Йон повернулся, явно собираясь возвращаться, Йерлоф сделал то же самое.
На обратном пути Йерлоф остановился и посмотрел на площадку между зданиями лесопильной фабрики: по-прежнему пусто, ни одной живой души. И тут, совершенно неожиданно, в долю секунды его осенило. Это противоречило всякой логике. Но откуда-то из подсознания появилась мысль, он даже толком не успел додумать до конца:
— Все началось здесь.
— Что? — спросил Йон.
— Да, все началось здесь: Нильс Кант, Йенс и… Мой внук умер из-за того, что пошло отсюда.
— Откуда отсюда? Из Рамнебю?
— Ну да. Все началось на лесопилке.
— Откуда ты это взял?
— Я знаю, — сказал Йерлоф и сам понял, как глупо это звучит. Поэтому ему пришлось продолжить: — Когда Нильс пришел сюда… он должен был встретиться со своим дядей Августом. И они наверняка до чего-то договорились.
Но то прозрение, которое только что ощущал Йерлоф, куда-то пропало. Он что-то упустил.
— Ну что, поехали домой? — спросил Йон.
Йерлоф медленно кивнул, и они пошли дальше.
Йерлоф один сидел в машине Йона. Она стояла возле каменного дома на тихой безлюдной Лармгатан в центре Кальмара. По дороге домой Йон захотел ненадолго заехать в город, чтобы повидать свою сестру Ингрид.
Йерлоф размышлял: дала ли хоть что-нибудь поездка в музей? Но ни малейшей уверенности у него в этом не было.
По другую сторону улицы открылась дверь дома, Ингрид снимала там квартиру. Появился Йон. Он подошел к машине и распахнул дверцу.
— Как она, как самочувствие? — спросил Йерлоф.
Йон ничего не ответил, завел двигатель, и они выехали на улицу. Они пересекли Кальмар и выехали на шоссе к Эланду. Йон продолжал молчать. Когда они уже проезжали по мосту через пролив, Йерлоф не выдержал и спросил:
— Что не так? Что случилось? У Ингрид что-нибудь?
Йон мотнул головой:
— Полиция схватила Андеша. Они там в обед были и увели его.
— Где? — не сразу понял Йерлоф. — У Ингрид?
Йон кивнул:
— Да, Андеш был у своей тети. Он там прятался, а сейчас они его арестовали.
— Арестовали его, ты уверен? Что ты говоришь? Полиция арестовывает только тех, кого они…
— Ингрид сказала, что они просто вошли, — перебил Йон, — вошли и сказали, что он должен следовать с ними в Боргхольм. Ингрид спросила зачем, а они даже не стали ей отвечать.
— А ты знал, что он уехал в Кальмар? — спросил Йерлоф.
Йон не ответил и лишь кивнул в очередной раз.
— Я тебе утром уже говорил, — медленно произнес Йерлоф, — что это не самая лучшая идея — скрываться от полиции, когда они хотят с тобой поговорить. Это выглядит подозрительно.
— Андеш им не верит, — объяснил Йон. — Тогда, в кемпинге, он попытался прекратить скандал и угомонить этого стокгольмца. Не он начал, а обвинили Андеша.
— Я знаю, — сказал Йерлоф, — это неправильно, несправедливо. — Он немного подумал, а потом очень осторожно спросил: — Но если, предположим, полиция считает, что Андеш может иметь какое-то отношение к исчезновению моего внука, и хочет с ним об этом поговорить… Есть хоть что-нибудь, я хочу сказать, хоть малейшие основания на это? Никто, кроме тебя, так хорошо не знает Андеша… Ты сам хоть раз его заподозрил?
Йон покачал головой:
— Андеш, он простой.
— Что, так-таки прямо и ни разу? — спросил Йерлоф.
— Да было как-то, — протянул Йон, — Андешу тогда было лет, наверное, тринадцать. Он засел в кустах у пристани и подглядывал за девчонками, которые переодевались. Ну я его застукал и сказал, чтобы он больше никогда так не делал. Он и не делал.
Йерлоф кивнул.
— Ну что тут скажешь, не велик грех, — проговорил он.
— Он простой, — повторил Йон, — а они его все равно арестовали.
Они переехали через мост, который вдруг показался Йерлофу длиннее, чем обычно, и вернулись на Эланд. Йерлоф немного подумал, посмотрел на продуваемую ветром пустошь, кивнул и сказал: