В 19.15 гауптман встретился на Казанском вокзале с двумя
мужчинами, оба одеты в брезентовые плащи с капюшонами, меховые сапоги, за
плечами по большому рюкзаку, в руках рыболовные снасти. Один опознан сразу –
Леонгард Штальберг, сотрудник представительства «Фарбен-Индустри». Проходит по
разработкам как агент германских спецслужб. Второго устанавливают. Штальберг
достал из рюкзака еще один плащ, отдал Решке.
Сели на Шатурский поезд. В 19.20 отбыли. В электричке решено
наблюдение не вести – в вагоне мало народу. Но с каждой станции старшему майору
радировали, а потом, когда Октябрьский обосновался в горотделе, звонили по
телефону – автомобильная радиосвязь за пределами Москвы все-таки работала
неважно, с перебоями.
В 20.20 из картотеки Третьего отдела сообщили, что третий
«рыболов» установлен. Это некий Гуго фон Лауниц, инженер из московской конторы
«Люфтганзы».
– Любопытно, – сказал на это Октябрьский. – Такой по нашему
ведомству не проходил. Значит, до сих пор считался чистеньким.
В комнате неотлучно находился начальник горотдела лейтенант
Головастый. Фамилия звучала, как прозвище – не потому что лейтенант выглядел
большим умником, а потому что голова у него и в самом деле была здоровенная, с
оттопыренными красными ушами. Шатурец нервничал – боялся ударить лицом в грязь
перед высоким столичным начальством.
– Святое озеро, оно большое, площадь 312 гектаров, береговая
линия около 9500 метров, – сыпал он цифрами, демонстрируя профкомпетентность. –
С двух сторон к воде подходит лесной массив. Опять же торфяные болота. Они,
правда, еще не оттаяли… Я вот тут на карте, товарищ начальник, места пометил,
куда удобней выброс производить.
– Отстань, Головастиков, – отмахнулся старший майор, который
всё время перевирал фамилию лейтенанта. – Они нас сами отведут, куда надо.
Сходи лучше, проверь, как там группа захвата.
Егор группы не видел, знал только, что прибыла она около
девяти и скрытно расположилась в каком-то пакгаузе. К Октябрьскому с докладом
явился командир – подтянутый парень с подкрученными усиками, по званию младший
лейтенант госбезопасности, фамилию Егор не разобрал и про себя окрестил
командира Поручиком.
Октябрьский спросил только:
– Сапера не забыли? Ну-ну. Ступайте. Действовать согласно
инструкции.
Зачем ему, интересно, сапер?
С вопросами Егор не лез. Только смотрел и слушал.
Экипировали его на Лубянке так: ватник, резиновые сапоги поверх шерстяных
носков, ушанка. Всё впору, движений не стесняет. Еще дали тонкую, но
исключительно теплую фуфайку.
– Надевай-надевай, – велел Октябрьский. – Неизвестно,
сколько будем в снегу топтаться, а ночной прогноз на Шатуру минус два.
Сам начальник был одет элегантно: дубленая куртка со шнурами,
щегольские бурки, меховое кепи с козырьком. Прямо иностранец.
В 22.28 позвонили с соседней станции «Щатурторф»: встречайте
гостей, через три минуты будут у вас.
Егор глотнул воды – в последний раз. Вскочил, стал
застегиваться.
– Едет, едет, едет к ней, едет к любушке своей, – пропел
Октябрьский приятным баритоном. Настроение у него улучшалось с каждой минутой.
– Вот она, настоящая жизнь, – потянулся он. – Ну-ка, Дорин,
погаси свет и отодвинь шторы. Будем кино смотреть. Немое.
Дорин уже знал, что все, сходящие с поезда, проходят через
площадь, мимо окон отделения. Головастый распорядился отремонтировать один
уличный фонарь, в остальных поставить лампы поярче, так что освещение было
подходящее, маленькая площадь просматривалась, как на ладони. На случай, если
немцы вздумают спрыгнуть с перрона и идти через пути, на той стороне дежурили
сотрудники – дадут знать.
Раздался шум приближающегося поезда.
– Товарищ старший майор, может, все-таки выдадите оружие? –
спросил Егор.
– Твое оружие – аперкот, да и то исключительно по команде…
Ага, вот они, голубчики. Прибыли.
Через площадь, в негустой толпе, шли трое мужчин в широких
плащах, у двоих на плечах удочки и сачки, у третьего коловорот для подледного
лова. Егор так и прилип к стеклу, стараясь разглядеть шпионов получше.
– «Три фашиста, три веселых друга, экипаж машины боевой», –
промурлыкал старший майор. – Долговязый – Решке. Очкастый – Штальберг. Методом
исключения устанавливаем, что носатый – это фон Лауниц. Хорошее у него лицо.
Слабое. Вот с ним и поработаем.
Последнее было сказано вполголоса, про себя. Стук в дверь.
Вернулся Головастый.
– Всё нормально, товарищ начальник. У группы готовность
номер один, цепочка оповещена по всему периметру. Как говорится, но пасаран.
– Что ж, веди нас, доблестный идальго, – сказал ему
Октябрьский, надевая кепи. – Ночной зефир струит эфир, шумит, поет
Гвадалквивир.
Егор впервые участвовал в настоящей оперативной слежке, и
была она странная, совсем не такая, как учили в ШОНе.
Они со старшим майором просто шли сначала по улице, потом
через поле по утоптанной снежной дорожке. Не маскировались, не прятались,
визуального контакта с объектом не имели.
Вел немцев кто-то другой, кого Дорин и не видел. – лишь
точечные световые сигналы из темноты. По этим коротким вспышкам они трое (Егор,
Октябрьский, Головастый) и двигались, а сзади бесшумно скользили тени в
грязно-серых маскхалатах, группа Поручика.
После полей начался лес, довольно густой. Километров пять
прошли, не меньше. Над головой светилась полоса неба – там плавала луна,
помигивали звезды. Поднялся ветер, холодный.
– Понял я, товарищ начальник. Это они на просеку метят, –
сказал Головастый. – Ее под линию электропередач прорубили. Удобное место для
сброса, я его сразу на карте пометил, честное слово. Просека широкая, метров
семьдесят. По краям ельник, развести костры – не видно. А главное, прямо в
озеро упирается. Лед еще крепкий, в принципе может и самолет выдержать, если
небольшой.
– Ага, так он тебе и сядет, держи карман шире. – Октябрьский
задрал голову. – Не повезло гауптману. Ночь лунная. Зато летчик будет доволен.
И парашютисту легче, если конечно груз – это человек.
Огонек впереди мигнул два раза, потом еще два.
– Остановились. Ну-ка, теперь осторожно. Старший майор
отшвырнул папиросу, пригнулся и двинулся вперед мягко, плавно, так что и снег
не хрустел.
Егор с лейтенантом последовали примеру начальника, сзади
бесшумными прыжками догнал Поручик.