Паровингеры рискнули и выиграли: уже через пару минут сражения по новым правилам количество аэропланов пошло на убыль. В бортах паровингов прибавилось дыр, но аэропланов стало меньше. А это главное!
— Мы их положим!
— Они страшны, когда их много!
— Патроны!
Ругань астролога.
И неожиданный крик:
— Они бегут!
Аэропланы по очереди выходили из боя и устремлялись на юг, туда, откуда пришли. В первый момент Кира хотела броситься следом, узнать, откуда на необитаемом Валемане появились аэропланы, но вопли в эфире показывали, что дела у моряков обстоят не слишком хорошо, и девушка, с сожалением проводив взглядом хвосты уцелевших противников, приказала:
— К месту сражения.
Где все уже оглохли от разрывов, ослепли от вспышек и окончательно озверели. Где разработанные планы давным-давно пошли на дно, каждый бился за себя, а офицеры пытались направить желание спастись в нужное русло. Корветы, канонерки, паровинги, аэропланы… Нет, аэропланы улетели, но остальные отступать отказывались, ведя ожесточенное сражение за кучку необитаемых островов, над которой появился не тот флаг. За право называть эту землю своей. За свою честь. Исполняя приказ.
Они сражались, потому что были военными, и этого сейчас было достаточно.
Гулкие залпы корабельных орудий, дроби автоматических пушек, трели пулеметных очередей, вскипающая вода, рвущийся металл, кровь… и Банир, с изумлением разглядывающий невиданное зрелище. Настоящий властелин Кардонии, ошарашенный яростью и ненавистью и с грустью понимающий, что это — лишь начало.
Огонь, огонь, огонь, снаряды, пули, смерть. Выучка и техническое превосходство одолели арифметику — Валеман вернулся под власть архипелага.
«Быстрый» все-таки ушел под воду. Какое-то время команда боролась, но без помощи не справилась — идти в заминированную бухту никто не рискнул — и организованно покинула корабль, не забыв раненых и погибших, среди которых, как выяснилось, был и бригадир Хоплер. Брошенный корвет стремительно затонул, оставив на поверхности лишь унылые кресты верхушек мачт.
Победа.
По канонеркам счет равный: два-два, по корветам — один-два в пользу Ушера, потерявшего только «Быстрого». Флагман землероек на дне, за ним последовал еще один корвет, третий потерял ход и выбросил белый флаг, последний пытался уйти, но был настигнут и предпочел сдаться.
Победа.
На волнах покачиваются обломки аэропланов и паровингов. Истребитель и два бомбардировщика записаны в безвозвратные потери, не спасся никто.
Победа.
Победа, чтоб ее об коленку шваркнуло, горделивая и довольная собой победа. Почему же так тоскливо в твоей компании? Кира поняла, что больше не может. Она устала от кабины любимого «умника», от неимоверного груза, лежащего в правом кресле, от запаха пота, пороха и крови, от желания заплакать.
— Шварц, отдать якорь!
— Есть, коммандер.
Кира посадила паровинг неподалеку от берега, но дожидаться, когда машина прочно встанет на прикол, не стала, вышла из кабины и через верхнюю пулеметную башню выбралась на крыло. На свежий воздух, на солнце, к морю…
«Почему ты такая горькая, победа?»
На грустные приотские корветы — орудийные стволы задраны, флаги опущены — направляются абордажные команды. Паровинги садятся на воду, но людей не видно — команды торопливо ремонтируют поврежденные фюзеляжи.
— Мы перенесли Френка в «салон», — хмуро сообщает появившийся Шварц. К победе, судя по всему, он испытывает те же странные чувства, что и Кира.
— Спасибо.
— Не за что. — Стрелок без спроса усаживается рядом и достает из кармана флягу: — Будете?
— Давай.
Коньяк обжег, но не взял, не затуманил голову, лишь подчеркнул горечь.
— Хотите что-нибудь сказать, коммандер? — негромко спрашивает Шварц.
— Да. — Кира молчит, а затем, неожиданно даже для себя, одним-единственным словом подводит итог длинного дня: — Дерьмо.
Глава 5
в которой Лилиан говорит лишнее, все съезжаются в Унигарт, а Помпилио демонстрирует радушие
Пинок Пустоты — так это называется. Пинок Пустоты — и никак иначе.
Когда цеппель завершает переход, вываливаясь из «окна» на нужную планету, когда Великое Ничто с кошмарными своими Знаками остается позади и все облегченно вздыхают и улыбаются, точнее — собираются улыбнуться, именно в этот момент Пустота весело наподдает уходящему цеппелю под зад. Или лупит в пузо. Или сверху бьет — зависит от того, как тот вошел в переход. Пустота играет, а огромная сигара ощутимо вздрагивает, отправляя на пол незакрепленные предметы и потерявших бдительность пассажиров.
Пинок Пустоты — так называют прощальную шутку все цепари Герметикона.
Но люди знатные, образованные и хорошо воспитанные, люди, так сказать, высшего света не могли использовать в общении столь грубое определение и напридумывали кучу заменителей: «встряска», «шок», «дрожь» и прочие словечки, невнятно описывающие унизительный удар, входящий в обязательную программу любого путешествия через Пустоту. И еще знатные люди опасались потерять лицо, нелепо растянувшись на полу, а потому встречать Пинок предпочитали расположившись в мягких креслах и диванах, благо в салоне флаг-яхты «Арамалия» недостатка в них не ощущалось.
И вообще ни в чем не ощущалось недостатка, поскольку принадлежала флаг-яхта каатианскому дару Паулю Диирдо, и мысль о том, что она несовершенна или же не столь роскошна, какой должна быть, могли счесть подрывающей устои общества.
Мягкая кожа обивки, резные столики, элегантная серебряная посуда, ковры и картины на обтянутых веперацким шелком стенах — салон флаг-яхты ничем не отличался от салонов замков или дворцов и тем поражал неискушенного наблюдателя, привыкшего к тому, что на цеппелях, даже роскошных, в обязательном порядке считали килограммы, опасаясь перегрузки.
Впрочем, на борту «Арамалии» неискушенные наблюдатели отсутствовали — среди членов официальной делегации, в распоряжение которой дар Пауль передал свою флаг-яхту, числились исключительно адигены, чьи модные дорожные костюмы идеально гармонировали с роскошью обстановки.
— Кардония, адиры, — объявил старший помощник после того, как рулевой стабилизировал цеппель.
Пинок остался в прошлом, и дипломаты охотно покинули надоевшие диваны и кресла, радостно разминая ноги.
— Наконец-то!
— В какой-то момент мне показалось, что я поймал Знак. Или вот-вот поймаю.
— Пусть откроют вино.
— И легкие закуски.
— Тебе бы только есть.
— Я немного нервничаю в Пустоте.
В главном салоне «Арамалии» находилось тринадцать человек: шестеро дипломатов, составляющих Чрезвычайную миссию Палаты Даров, их жены и старший помощник капитана флаг-яхты, сопровождавший важных персон во время перехода. Старпом был ямаудой, на Знаки Пустоты не реагировал и мог в случае необходимости быстро оказать помощь.